Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции
Шрифт:
Идеи живут дольше, чем стены и другие памятники материальной культуры. Мы до сих пор наслаждаемся шедеврами поэзии и философии древней Индии и Греции. Но они не значат для нас того, что они значили для своих авторов. Мы можем задаться вопросом, одобрили бы Платон и Аристотель способ, которым их мысли были использованы в более поздние эпохи.
Планирование на вечность с целью заменить историческую эволюцию вечным состоянием стабильности, жёсткости и неизменности является темой особого класса литературы. Авторы утопий стремятся организовать будущие обстоятельства в соответствии со своими собственными идеями и раз и навсегда лишить остальное человечество дара выбирать и действовать. Исполняться должен только один план, а именно план автора, всех остальных людей необходимо заставить замолчать. С этого момента автор, а после его смерти его преемник, в одиночку определяют ход событий. Больше не будет никакой истории, так как история представляет собой составной результат взаимодействий всех людей. Вселенной будет править
В настоящее время подобные проекты очень популярны. Они приводят интеллектуалов в полный восторг. Немногочисленные скептики отмечают, что их воплощение противоречит человеческой природе. Но сторонники этих проектов убеждены, что путём подавления всех несогласных они могут изменить человеческую природу. Тогда люди будут столь же счастливы, как кажется должны быть счастливы муравьи в своих муравейниках.
Основной вопрос: готовы ли все люди подчиниться диктатору? Не будет ли таких, кто бросит вызов его господству? Не будут ли разработаны идеи, идущие вразрез с идеями, лежащими в основе плана диктатора? Будут ли все люди безропотно подчиняться тирании одного или нескольких диктаторов после тысяч лет «анархии» мысли и действий?
Возможно ли такое, чтобы за несколько лет все страны внедрили у себя всестороннее планирование и регламентирование? Численность оппонентов очень мала, а их прямое политическое влияние почти нулевое. Но даже победа планирования не означает конец истории. Между кандидатами на верховную должность разразятся жестокие войны. Тоталитаризм может уничтожить цивилизацию, и даже весь людской род. Тогда, разумеется, история также закончится.
Глава 10. Историзм
Историзм возник в конце XVIII в. как реакция на социальную философию рационализма. Реформам и политике сторонников различных авторов эпохи Просвещения он противопоставляет программу сохранения существующих институтов, и иногда даже возвращение к упразднённым институтам. В ответ на постулат разума историзм апеллирует к авторитету традиции и к мудрости ушедших веков. Основной мишенью его критики были идеи, инспирировавшие американскую и французскую революции и аналогичные движения в других странах. Его сторонники гордо именовали себя антиреволюционерами и подчёркивали свой несгибаемый консерватизм. Однако впоследствии политическая ориентация историзма изменилась. Он начал считать капитализм и свободную торговлю – как внутреннюю, так и международную – главным злом и объединил усилия с «радикальными» или «левацкими» врагами рыночной экономики, агрессивным национализмом, с одной стороны, и революционным социализмом, с другой. Насколько историзм ещё имеет политическое значение, он представляет собой дополнение к социализму и национализму. Его консерватизм почти улетучился. Он выжил только в доктринах некоторых религиозных групп.
Люди постоянно подчёркивают сходство историзма и романтизма в живописи и литературе. Эта аналогия весьма поверхностна. Оба движения демонстрируют влечение к обстоятельствам ушедших веков и до крайности переоценивают старые обычаи и институты. Однако энтузиазм в отношении прошлого не отражает суть историзма. Историзм прежде всего является эпистемологической доктриной и должен рассматриваться в качестве таковой.
Фундаментальным тезисом историзма является утверждение о том, что помимо естественных наук, математики и логики не существует никакого иного знания, кроме того, которое даётся историей. В сфере человеческой деятельности отсутствует регулярность во взаимной связи и последовательности событий. Следовательно, все попытки разработать экономическую науку и открыть экономические законы тщетны. Единственным разумным методом изучения человеческой деятельности, подвигов и институтов является исторический метод. Историк прослеживает каждый феномен к его истокам. Он описывает изменения, происходящие в человеческих делах. К своему материалу, документам прошлого, он подходит безо всяких предубеждений и предвзятых идей. На предварительных чисто технических и вспомогательных этапах исследования историк иногда использует результаты естественных наук, как, например, при определении возраста материала, на котором написан документ оспариваемой аутентичности. Но в своей епархии – изложении прошлых событий – он не полагается ни на какую другую отрасль знания. Критерии и общие правила, к которым он прибегает в процессе исследования исторического материала, должны выводиться из самого этого материала. Они не должны заимствоваться ни из какого иного источника.
Крайность этих требований была несколько умерена после того, как Дильтей подчеркнул роль, которую в работе историка играет психология <см. ниже. Гл. 14, раздел 4 >. Поборники историзма признали эти ограничения и не настаивали на своём крайнем описании исторического метода. Просто их интерес заключался в осуждении экономической теории, а не в споре с психологией.
Если бы сторонники историзма были последовательны, то они бы заменили экономической историей – на их взгляд поддельную –
Большинство сторонников этого направления мысли не беспокоились об эпистемологическом объяснении своих процедур. Немногие пытались обосновать свой метод. Мы можем назвать их доктрины периодализмом, а их сторонников – периодалистами.
Основная идея, лежащая в основе всех этих попыток построить квазиэкономическую доктрину, которую можно было бы использовать с целью обоснования политики борьбы с рыночной экономикой, заимствована из позитивизма. Будучи сторонниками историзма периодалисты неустанно твердят о чём-то, что они называют историческим методом, и утверждают, что являются историками. Однако на деле они исповедуют основные принципы позитивизма, отвергающего историю как бесполезную и бессмысленную болтовню и стремящегося заменить её новой наукой, построенной по модели ньютоновской механики. Периодалисты разделяют тезис о том, что из исторического опыта можно апостериори вывести законы, которые, будучи открытыми, образуют новую – ещё не существующую – науку: социальную физику, социологию или институциональную экономику.
Версия этого тезиса, принадлежащая периодалистам, только в одном отношении отличается от версии позитивистов. Говоря о законах позитивисты имеют в виду, что эти законы будут характеризоваться всеобщностью. Периодалисты считают, что каждый период истории имеет свои собственные законы, отличающиеся от законов другого периода экономической истории.
Периодалисты разбивают ход исторических событий на разные периоды. Очевидно, что критерием, в соответствии с которым производится разбиение на периоды, являются характеристики экономических законов, определяющих экономическое становление каждого периода. Таким образом, аргументация периодалистов движется в круге. Периодизация экономической истории предполагает знание экономических законов, свойственных каждому периоду, тогда как эти законы могут быть открыты только путём исследования каждого периода без каких-либо ссылок на события, случающиеся в другие периоды.
Представления периодалистов о ходе истории выглядят следующим образом. Существуют различные периоды или этапы экономической эволюции, следующие один за другим в определённом порядке; на протяжении каждого из этих периодов экономические законы остаются неизменными. Ничего не говорится о переходе от одного периода к следующему. Если мы предположим, что он не происходит одним махом, то мы должны предположить, что существует интервал перехода, так сказать, переходный период. Что происходит в этом интервале? Какой тип экономических законов действует в это время? Является ли это временем беззакония или оно имеет свои собственные законы? Кроме того, если допустить, что законы экономического становления являются историческими фактами и поэтому изменяются с течением исторических событий, то это очевидно противоречит утверждению о существовании периодов, на протяжении которых не происходит никаких изменений, т.е. периодов, на протяжении которых нет никакой истории, и что между двумя такими периодами покоя есть период перехода.
Та же самая ошибка содержится в концепции текущей эпохи, используемой современной псевдоэкономической наукой. Исследования, изучающие экономическую историю ближайшего прошлого, определяются как изучающие текущие экономические обстоятельства. Если мы определяем некоторый период времени как настоящий, то мы подразумеваем, что относительно какой-то проблемы на протяжении этого периода условия остаются неизменными. Поэтому концепция настоящего в разных областях деятельности различна.<Мизес Л. Человеческая деятельность. С. 97> Кроме того, никогда точно не известно, как долго будет продолжаться это отсутствие изменений и, соответственно, какую часть будущего следует захватить. Всё, что человек может сказать о будущем, всегда представляет собой просто спекулятивное предвидение. Изучение каких-либо условий недавнего прошлого под рубрикой «текущие условия» всегда является неправильным названием. Самое большее, что можно сказать: таковы были вчерашние обстоятельства; мы ожидаем, что они не изменятся ещё какое-то время.