Теория катастрофы
Шрифт:
— Но мы ещё не знаем, насколько нам повезло, — парировала Тобеа.
— Эх, нам хотя бы один пример марсианской уцелевшей ДНК, — посетовал Нат. — Мы бы её расшифровали и определили — одного мы корня с древними марсианами или нет.
— Но ведь жизнь на Марсе была? — спросила Никки, с интересом прислушиваясь к спору.
— Была, но очень давно, и сейчас мы находим только её жалкие окаменелые остатки. О, если бы найти пару живых внеземных микробов!
— Надо искать в тёплых подлёдных океанах спутников Юпитера и Сатурна! — сказала Тобеа.
— На столь глубокое бурение
Тобеа махнула рукой:
— Хватит об ископаемых червяках, поговорим лучше о будущем, которое сидит рядом.
И она обратилась к Никки:
— Колледж Эйнштейна — это замечательное место, но страшно дорогое. Ты, верно, по уши в долгах. Давай, признавайся, чем мы тебе можем помочь?! Накоплений у нас почти нет, но, если надо, то мы продадим этот дом… — тут голос Тобеа немного дрогнул, но потом окреп, — …и купим себе поменьше. Зато тебе поможем.
— Спасибо, — сказала с искренним чувством Никки. — Но я справлюсь.
Она достала из кармана книжечку и быстро черкнула пару строк. Протянула Микишам вырванную страничку:
— На нужды МарсоИнститута и ваших исследований. Если вы пришлёте мне отчёт об их использовании, тогда я смогу вычесть эти деньги из налогооблагаемых доходов. Но можете и не присылать. Расходуйте куда угодно — это ваши деньги.
Нат с недоумением взял чек и рассмотрел его. Потом, внешне спокойный, отдал чек жене:
— Ничего не понимаю. Кто эта девочка?
— Здесь написано «триста миллионов долларов»… — сказала со страхом Тобеа.
— Последние несколько месяцев меня зовут королевой Гринвич, — спокойно сказала Никки. — Я получила неплохую страховую премию за Оберонские обсерватории.
— Я слышал эту историю! — воскликнул Нат. — Значит, это была не однофамилица!
Тобеа сказала дрожащим голосом:
— Смотри — Никки выросла без нас и нашей запоздалой помощи, и уже сама помогает таким древним шлёпанцам, как мы с тобой. Как бы гордились тобой твои родители…
Она вытащила платок, вытерла глаза и сердито сказала:
— Я совсем раскисла… выплакала, наверное, десятилетнюю норму слёз…
Ранним утром Микиши провожали их в космопорту. Уже возле двери шлюза Никки обернулась и спросила:
— А откуда я знаю песенку-говорушку?
Чей нос? — Саввин! Куда ходил? — славить! Что выславил? — копеечку!Тобеа подхватила:
Что купил? — пряничек! С кем съел? — один! Нехороший, нехороший!и сказала:
— Это моя русская бабушка
И её расстроенно-счастливое лицо снова стало таять слезами.
Никки зашла в свою каюту, села в кресло и посмотрела в иллюминатор на рыжую стенку кратера и блестящие окна космопорта. Вдруг она явственно почувствовала, что за стёклами стоят и машут руками её старые друзья. И девушка поняла — у неё появился ещё один родной дом. Место, которое пропитано терпким до слёз прошлым.
«Верно, верно!» — взволнованно танцевали блики в комнате у бассейна.
В комнате её счастливого детства.
«Марсианский орёл» засвистел, заклекотал двигателями — и за двадцать три минуты полёта перенёсся в другое полушарие Марса. Посадочная полоса в порту «Саусгарден» была не так ухожена, как бетон столичного космопорта, и под садящимся кораблём взвихрились клубы ржавой пыли, покатились тёмно-синие камни, сдутые газо-плазменным напором.
Вокруг расстилалась марсианская пустыня, лишь на горизонте виднелись пологие стеклянные купола.
— Нам не разрешают садиться ближе к оранжереям, садоводы не любят пыль и летящие камни, — объяснил капитан и скомандовал: — Все на выход! Теперь вами займётся мистер Дикори.
Школьники высадились из шлюза, но, к своему удивлению, не нашли возле корабля ни автобуса, ни другой машины, которая могла бы доставить их к оранжерейному комплексу, виднеющемуся вдалеке.
Посреди буро-красного песка, усеянного почти чёрными камнями, стояла лишь одинокая фигурка — плотная и короткая, с сердито упёртыми в бока руками. Чистый гном.
— Экскурсанты, слушать меня внимательно! — раздался скрипучий голос в динамиках скафандров. — Я — старший оранжерейщик Дикори, и я решаю, что показать вам сегодня. Начнём нашу экскурсию с прогулки по поверхности Марса. Пройдём километр пешком.
— Пешком?! — возмутился голос Дитбита.
— Кому из слабаков не нравится, — проскрипел оранжерейщик, — тот остаётся на корабле.
Он резко повернулся и зашагал, причём не к куполам «Саусгардена», а заметно забирая влево — к ближайшему крутому склону кратера.
Делать нечего. Студенты, по-утиному переваливаясь в жёстких скафандрах, пошли за Дикори: сначала — гурьбой, потом — длинной цепью.
— Посмотрите вокруг! — пронзительный голос оранжерейщика вкручивался в уши не хуже шурупа. — Бесплодные камни и песок! Атмосфера в сто раз разреженнее земной, состоит на девяносто пять процентов из углекислого газа, остальное — азот и аргон. Кислорода всего десятые доли процента, водяного пара — только следы. Средняя температура марсианской почвы минус шестьдесят градусов Цельсия. Лишь летом в полдень температура воздуха может достичь плюс двадцати пяти. Перепады температуры — больше сотни градусов. Песчаная буря со скоростью ветра в сто метров в секунду как наждаком царапает даже прочное стекло!