Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Эта схема, как вы понимаете, теперь почти полностью провалилась. Материала слишком много. В одну книгу это всё не впихнуть. Отбросим даже все те незначительные истории, как кто-то из моих знакомых напился и натворил делов, или как я кого-то троллил, и как эти люди испытали нехилый бугурт. Оставим все эти смешные и не очень анекдоты. Ограничимся самыми важными событиями, которые со мной тогда только происходили. Хорошо. Этих самых важных событий всё равно будет слишком много для одной книги.
Времени у меня остаётся не так много, а потому я думаю, что стоит в этой книге
Да, я так думаю, что мне придётся потом написать ещё одну книгу (возможно, что и не одну) о своих школьных годах. Всё-таки очень интересные были годы, насыщенные событиями и богатые на всякую жуть.
Но это всё будет потом. А сейчас я расскажу про Рустама. Или, как его у нас все называли, Рустика.
Это был до невозможности красивый и очень стройный мальчик с идеальной спортивной фигурой. Лицо его было до такой степени милым, что стоило мне на него посмотреть, так сразу же расцеловать хотелось. Пусть даже и прямо на людях.
У него были милые пухлые щёчки откормленного домашнего ребёнка, аккуратный носик (именно носик; носом его назвать язык не поворачивается) и огромные миндалевидные карие глаза, столь большие, что, казалось, в них можно утонуть. Это были глаза вечно удивленного щенка. Волосы у него были тёмно-русыми. Причёски он носил разные. Общее у них было, пожалуй, лишь то, что все они соответствовали тогдашней сезонной моде. То у него были ниспадающие до плеч волосы, то небольшой и ещё не нуждающийся в резинке хвост, то уложенная набок челка.
Хотя щёчкам Рустама могли позавидовать многие наши девушки (как у нас часто говорили, «пухлые щёчки – для девушки честь; скулы и у парня есть»), – фигура у этого шкета была совершенно атлетической. Ну, на момент нашего знакомства во всяком случае.
Да, я отлично помню, как он тогда выглядел: идеальный пресс кубиками, стальные бицепсы, сильные ноги. Пятая точка у него была что тот топчан, на котором я некогда делал упражнения. Твёрдая была аки камень.
Он был абсолютно сух. Ни грамма лишнего жирка на теле. Ну, если не считать щёк, разумеется. Кожа у него была невероятно тонкая. Сквозь неё легко можно было прощупать волокна мышечной ткани.
Именно из-за этой самой сухости мускулатура у него была ну просто очень рельефной. Если у некоторых других наших спортсменов мышцы были скрыты под более или менее толстой прослойкой жира, – то у Рустика всё хозяйство было на виду.
Фигура у него была точеная. Он был похож на мраморную статую, изображающую какого-нибудь древнегреческого атлета. Когда он в раздевалке снимал с себя всё (кроме трусов, разумеется), – у него, помню, каждую мышцу рассмотреть можно было. Ей-богу, по его фигуре можно было анатомию изучать!
Одевался этот товарищ тоже весьма интересно. То он строил из себя английского аристократа и щеголял в невероятно дорогих шелковых белых рубашках с серебряными пуговицами и золотыми запонками, сверкающих лаковым блеском узких кожаных туфлях и сшитых на заказ чёрных брюках, – то разодевался в обвисшие штаны и огромные кроссовки с вечно развязанными шнурками, напяливал толстовку и укрывал голову кепкой с плоским козырьком, разыгрывая из себя продвинутого жителя американского гетто, настоящего негра и гангста-рэпера.
Мизокосмией Рустам не страдал. Скорее уж наоборот. Он был фанатичным щёголем (чтобы не сказать метросексуалом). За собой этот тип следил очень внимательно. Любой девчонке дал бы фору.
Он регулярно посещал солярий, подвергал своё тело депиляции, подкрашивал волосы на голове и покрывал лаком ногти. И говорил он на то-о-ом са-а-амо-о-ом гла-а-аму-у-урном языке-е-е, на котором говорил некогда Крис и Энджи.
Помимо этого Рустам ходил к Нине Ивановне учиться немецкому языку. Учился, надо сказать, весьма старательно. Немецкий в итоге неплохо выучил. Учил он этот язык для того, чтобы потом перебраться в Германию насовсем. Это была его хрустальная мечта. Ради её исполнения Рустам был готов пойти на всё. Он даже думал, как бы ему попасть под каток наших российских репрессий, чтобы только потом получить в своём любимом Ватерланде политическое убежище. Помимо этого Рустам был бисексуалом. Как, собственно, и многие другие товарищи в нашей школе.
И да, ещё: по нации Рустик был чеченцем.
Впрочем, при общении с ним это вообще не ощущалось. Понять что перед тобой чеченец было решительно невозможно. Выглядел этот парень как обычный европейский подросток. Так выглядят обычно мальчики его возраста где-нибудь во Франции или в Италии. Белокожий, ухоженный, модно одетый. Словом, на вид настоящий европеец. Сын какого-нибудь адвоката из Флоренции.
Да, Рустам был таким. Во всяком случае на момент моего с ним знакомства. Он был на год младше меня. Учился в одном классе с Юхановым. Ну, и с Юхановым он, понятное дело, не только учился...
Да, гомосексуальные связи у них были обширные и разнообразные. Притом подпитывались эти связи во многом именно физической близостью.
Дело тут было в том, что Ярик с Рустиком были соседями. Они жили на одной улице, в одном доме (это дом 4/1 на Багратионовском; стоит он, как я уже говорил, прямо возле метро), в одном подъезде, на одном этаже. Их квартиры делила между собой одна-единственная стенка. Поэтому эти двое вечно ходили друг к другу в гости.
Происходило сие так.
Приходит себе Юханов со школы. Поднимается, значит, к себе на этаж. Открывает ключом дверь собственной квартиры. Заходит внутрь. И тут ему из глубины помещения кричат: «О, Ярик! Заходи скорей! Я тут тебя уже бог знает с какого часа дожидаюсь!».
Ярик идёт на этот приятный зов. Идёт, разумеется, на кухню. Заходит он туда и видит: сидит за кухонным столом Рустик в одних труселях и чаи гоняет. Ну, и не только чаи, надо сказать. Он ведь и ром частенько приносил, и другие всякие напитки алкогольные. А даже если сегодня Рустик и чаем ограничится, – так и тот чай с ромом или коньяком будет.
Это, впрочем, не так уж и важно. Гораздо важнее то, что пьёшь ты хоть чай, хоть ром, хоть ещё какой напиток, – тебе обязательно закусывать надо. Вот и Рустам на кухне у Юханова не только пил, но и закусывал.