Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Да, приезжавших к нам на небольшое время мне искренне жаль. Они так ничего и не успели в этой жизни понять.
Впрочем, ещё про кое-что важное я вам не сказал.
Не сказал про судьбу Андрея Тихони.
Впрочем, про него и рассказывать-то нечего. Прожил он каким-то образом год в Германии да и вернулся назад. Про поездку свою он рассказывать никогда не любил. Говорил, ничего хорошего он на земле Гёте и Шиллера не видел и ехать туда никому не советует.
Про то, что с Тихоней случилось дальше, – я здесь рассказывать не буду. Слишком
Эх, вот оглянуться не успел, – а время-то моё и вышло. Полностью вышло. Совсем.
А ведь я ещё о многом, об очень-очень многом не успел сказать!
Я так ничего и не рассказал вам про Кирилла Семеновича и его банду еврейских гопников. Ни словом не обмолвился о наших гламурных, метросексуальных, гомосексуальных чеченцах, корчивших из себя ни то актеров Голливуда, ни то порнозвёзд. Ничего не рассказал про многочисленную и сплоченную польскую общину в нашей школе. Преступно замолчал, какие прекрасные спектакли ставила у нас Юлия Николаевна. Один только балет «Преступление и наказание» чего стоит!
Огорчает то, что я почти ничего не успел рассказать про наших девушек и про мои с ними отношения.
Никогда я не забуду, как хорошо было проводить время в обществе Светы Солнцевой. С ней я наслаждался воистину сократическими беседами! И не только беседами...
Да, конечно, сексуальная сторона у всех контактов присутствовала. Притом присутствовала очень и очень явно.
Но было там и кое-что ещё помимо секса.
Юлька, Света, Ульяна и ещё многие другие наши девушки – были в первую очередь безгранично талантливыми, прекрасно образованными и до крайности смелыми людьми. И они мутили такие дела, что просто дух захватывало.
Ну, а уж то, что все они были настоящими секс-бомбами, – это уже дело десятое.
Приятный, так сказать, довесок к прочим добродетелям.
Знаете, о чём я ещё нынче думаю?
Это всё-таки у меня мемуары. Жанр по своему характеру автобиографический.
А вот о себе-то я как раз очень много и не рассказал. Даже про самое основное не поведал.
Не рассказал, к примеру, о том, как осенью 2013-го написал повесть «Контрабандист».
Или не поведал про то, как родилось моё первое произведения философского характера.
Называлось оно «Мои философские изыскания». Написал я его за зиму тринадцатого-четырнадцатого годов.
Совсем не рассказал про то, как летом четырнадцатого года надиктовал огромный роман-эпопею «Герои Росии».
Не поведал я также про то, как в августе четырнадцатого к нам в гости приехала моя двоюродная сестра. Приехала на недельку погостить – да и осталась у нас на полтора года. Кстати, она ведь не одна в нам заселилась, – а с мужем и двумя маленькими детьми.
Вот это была комедия!
Жаль, рассказать не успел.
Но ничего, – потом как нибудь ещё поведаю.
Не рассказал я также и про специфическую моду на лишний вес, господствовавшую тогда в нашей школе и продолжающую господствовать там ныне.
Не рассказал я также и об особенностях гомосексуализма в нашей школьной среде...
Впрочем, дорогой читатель, я тебе обещаю, что обо всем этом я ещё поведаю в следующем томе своих мемуаров. Скоро я уже, наверное, и возьмусь за его написание. Как в тюрьму сяду, – так сразу и возьмусь.
Заключение (преждевременное, к сожалению).
Вот не успел я толком начать, а уже приходится писать заключение! Преждевременное к тому же!
Тут я, наверное, должен вам объяснить, как вообще так вышло, что мне приходится писать это самое заключение. Как это я оказался вынужденным обрывать своё повествование на самом интересном месте.
Ну, что же делать: коли должен, – так поясню.
Знаете, я много раз начинал писать эту книгу. Первую её версию я наклепал ещё осенью четырнадцатого года. Эту первую книжку (в ней было-то всего девяносто тетрадных страниц, исписанных, правда, убористым почерком моей матери) у меня выкрали подосланные Тоней хулиганы. Рукопись они, понятное дело, уничтожили.
Вторую версию я написал за время летних каникул пятнадцатого года. Она была у меня насильно отобрана учителями, а после ими же и уничтожена.
Весна и лето семнадцатого года ушли у меня на написание третьей версии книги. Она тоже была похищена из моих рук сотрудниками «Убойного отдела».
Четвертую версию я составлял на протяжении целого года. Это вообще отдельная история. Текст этой книжки у меня остался. Скоро он, вероятно, будет опубликован. Если хотите, – можете почитать. «The memoirs of a Russian schoolboy» книжка называется.
Настоящую (то есть уже пятую по счёту) версию книги я написал за то время, пока находился под уголовным следствием относительно моего терроризма. То есть работал я над этой самой пятой версией с начала зимы восемнадцатого года.
Воистину, тяжела судьба моих мемуаров! Вот уже пять с лишним лет я пишу их, пишу, – а закончить мне никак не дают обстоятельства!
Сейчас, чтоб вы знали, уже конец ноября года девятнадцатого. То есть над последней версией я работаю уже целый год. При этом я едва дошёл до середины своего повествования. Более того, те события, которые вокруг меня разворачиваются ныне, – подбрасывают мне все новый и новый материал для работы.
Словом, я даже не знаю, сколько ещё мне понадобится времени на то, чтобы закончить эту книгу. В смысле – закончить её так, как я и планировал сперва её закончить. То есть довести повествование хотя бы до моего ареста.
Так вот, я тут прикинул, что даже если я буду рассказывать только о самых-самых важных вещах, опускать едва ли не все подробности, выкидывать из своего повествования целые группы важных и не очень людей, неумеренно упрощать (а следовательно и огрублять) реальность, безжалостно резать и кромсать историю и любимой школы, и своей собственной жизни, – даже тогда получившийся материал сравнится, вероятно, по объёму со всем тем, что я в этой книге уже написал.