Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
История его поездки в Германию, надо сказать, была в высшей степени замечательна. Это была в высшей степени протоновская история.
Суть её была в следующем.
Как вы уже знаете, в нашей школе имелась самобытная культура очковтирательства.
Да, именно культура.
Я знаю, конечно, что очковтирательство бывает и в других школах.
Но какой оно там, спрашиваемся, носит характер?
Известно какой!
Трусливый, я вам скажу, и стыдливый!
Как это вообще обычно в других школах бывает?!
Сидит себе какая-нибудь Марьиванна, заполняет
Стыдоба да только, – я вам скажу.
Но у нас-то в «Протоне» всё относительно этого было совсем по-другому.
Если учителя других школ только немного редактировали реальность при помощи отчетов, – наши при помощи отчетов реальность формировали.
Ну так вот, ближе к делу.
На протяжении многих лет Нина Ивановна при помощи отчетов и всяких других хитрых бюрократических инструментов успешно пудрила мозги начальникам вышестоящих инстанций. Благодаря её активной имитации бурной деятельности эти последние совершенно искренне думали, что у нас тут едва ли не гимназия с углубленным изучением немецкого языка.
Оно и понятно: по документам выходило так, что в нас тут чуть ли не все ученики регулярно посещают занятия по немецкому языку, читают на них «Die Leiden des jungen Werther» и, разумеется, превосходно говорят на языке Гёте.
Да что там!
В одном из отчетов Нинка даже писала, что у нас в школе, дескать, даже на переменах дети между собой на дойче шпрехают!
И высокие начальники (видимо, ввиду наличия у них тяжелых когнитивных нарушений) во всю эту бредятину верили.
Откуда я знаю, что верили?!
Ну, во-первых, некоторые из них мне сами об этом говорили.
Во-вторых, если бы не верили, то им бы точно не пришло в голову включить нашу школу в какую-то международную программу обмена учениками.
А нас в эту программу включили.
Случилось это в 2014 году. Поэтому, собственно, осенью всё того же четырнадцатого года Андрей Тихоня на целый год отправился в туманную Германию.
Немецкого языка он, разумеется, не знал. Притом не знал от слова «совсем». То есть он вообще ни единого слова по-немецки сказать не мог. Ну вот вообще! И тем не менее его послали в известном направлении. На Запад.
Вместо него же нам прислали немца.
Звали этого шкета Марк.
Прозвищем он обзавёлся практически сразу. Прозвали его Немчиком. Так и стал он для нас для всех – Марк Немчик.
Было ему тринадцать лет, был он упитан и внешность имел миловидную. Ростом он был метра полтора. Может, чуть больше, но уж никак не меньше. Лицо у него было круглое, как Луна, и бледное, будто полотенце в турецком отеле. Глаза у него были карие, мелкие. Волосы темно-русые, стрижка короткая. Нос немного вздернутый. Уши плотно прижаты к голове. На немца он, словом, не очень-то походил.
Одевался Марк по-европейски: черные брюки чинос и всякие там попугайских цветов рубашки в клетку. Такие ещё эти гады хипстеры вечно носят. Больше всего ему нравилось приходить в школу в черных чиносах и рубашке в черно-зеленую клетку. Кстати, по той же самой европейской моде рубашку в штаны он никогда не заправлял.
Эх, какой это был шкет!..
Шкетище!
Да, когда Марк к нам только приехал, то он на типичного немца с квадратной башкой (чтоб кружка пива лучше стояла) уж никак не походил: все ему тут казалось удивительным и вообще разве что не волшебным.
Он вечно стеснялся, смущался и, по всей видимости, поначалу нас боялся.
Оно и понятно: приезжаешь ты тут такой весь чистенький, мамой накормленный из Германии, а тут эти монстры. Морлоки! Ей-богу, морлоки! Просто гунны какие-то, готы, вандалы, – варвары, одним словом.
Помню, как мы Марка в первый день напугали.
Случилось это всё первого сентября 2014-го.
Ну, сами понимаете, как тогда всё обстояло, наверное.
Хотя откуда вам знать?!
Ладно, расскажу, как всё на самом деле было. Итак, на дворе первое сентября четырнадцатого года. Перед школой, как и полагается, торжественная линейка выстроилась. Все в куртках дутых, в капюшонах, под зонтиками напыщенные такие стоят. В руках цветы у всех, рюкзаки за спинами. Пакеты с подарками учителям, понятное дело.
Ну, дождина, как вы понимаете. Как из ведра льёт, ей-богу.
Тут в школьных воротах появляется фигура нашего подопечного.
Мы к тому времени все уже, разумеется, знали, что с нами немец весь год учиться будет. Знали и то, как этот самый немец выглядит.
Оно и понятно: расположился-то чужеземец дома у Андрея Тихони, а у этого последнего старший брат есть.
А у брата этого – язык-помело.
Впрочем, тут среди наших даже и самый молчаливый бы не удержался.
Оно и понятно: это ж в кои-то веки к нам в школу немцы из Германии едва ли не на постоянное место учебы приезжали?!
Ну так вот.
Только появился Марк в школьных воротах, как построение всё тотчас же меняется. Стояли мы все по линейке, а теперь, значит, в две шеренги выстраиваемся. И быстро притом перегруппировку-то осуществляем. Минуты, наверное, не прошло, как мы все уже перестроились. Стоим теперь, значит, в две шеренги. Одна шеренга по правую сторону от дверей школы стоит, другая – по левую. И тянутся эти шеренги едва ли не до самих школьных ворот, где немец стоит. Эдакий теперь живой коридор из нас образовался. Так обычно почетные караулы возле красной ковровой дорожки выстраивают. Ну, когда президентов и всяких там важных персон встречают. Проверяющих, например.
Увидел всё это великолепие наш немец, засмущался, застеснялся... Совсем оробел, короче. Назад попятился.
Тут из огромных звуковых колонок послышался громкий треск. Он разрезал мокрый осенний воздух всего-то секунды две или три, но мне, стоявшему тогда в правой шеренге и замерзающему под холодном осенним дождем, – это время показалось если не вечностью, то аж периодом весьма значительным.
Я боялся, что ничего не получится. Что сюрприза не выйдет.
Но вот, когда я уже думал расстроится, – могучей вскипающей волной залили весь школьный школьный двор бодрые звуки духоподъёмный музыки.