Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
– Так, ну-у-у, сегодня у нас первое занятие. Так что занимайтесь своими делами, а я буду пока документы заполнять.
Миша с Денисом уставились в свои телефоны, а я от скуки стал рисовать карту. Всегда, когда на уроках мне становилось скучно, я рисовал карты. Обычно я срисовывал их из учебника географии или истории, а потом запоминал наизусть. Теперь я могу по памяти нарисовать карту любой европейской страны в любой период её истории. Хотя рисовать я умею не только европейские страны, но с Азией у меня всегда было немного сложнее. Словом, я начал рисовать карту. Помню, это была Священная Римская империя при
Сергей Александрович ведь совсем не молча заполняя документы.
Нет, он рассказывал нам о своей жизни: о детстве, проведённом в деревне, об Афганской войне, на которой он побывал.
– Сергей Александрович, – обратился я к нему. – А расскажите, пожалуйста, как вы стали учителем.
– Я-то! – усмехнулся он. – Очень просто стал. Я как из армии пришёл, так меня в школу военное дело вести взяли. Ну, я ещё физруком там был. Это в родной деревне школа была. Там у меня директор знакомый был. Ну, поработал я там, поработал. А потом у нас историчка заболела. Ну, и я целый месяц вместо неё историю вёл. Потом она умерла, а я так и остался историком. Но мне сказали, что, мол непорядок. Надо, мол, высшее образование получать. Я и получил заочно диплом историка. Потом в Ульяновск переехал. Там преподавал. Потом ещё, в перестройку уже, на строителя выучился. В лихие девяностые шабашить ездил. В конце девяностых на юриста выучился. В Москву тогда же перебрался. С 2003 года вот здесь копаюсь, – тут он прервал разговор, сделал какие-то пометки в документах, а потом продолжил. – А первое образование у меня военное. После школы в лётное училище поступил. В Афгане воевал. Офицер, между прочим. В капитанском звании уволился.
– А почему уволились? – спросил я с неподдельным интересом.
– По здоровью. – коротко ответил учитель.
На некоторое время воцарилась тишина. Я смотрел в окно. Там шёл дождь. Крупные капли стучали по стеклу. Я думал о Сергее Александровиче. Интересная у него была жизнь. Тут я заметил на стене портрет Баркашова.
– Баркашов, – сказал Сергей Александрович. – Он был моим другом. Это, правда, было давно, ещё в девяностые. Я тогда в РНЕ состоял.
Я чуть со стула не упал. Я тогда читал очень много всякой ультраправой литературы, и РНЕ для меня было чем-то ну совершенно легендарным. А тут прямо передо мной сидит живой ветеран РНЕ! Чуть не написал «СС» вместо «РНЕ». Вы поймите: это всё равно, что встретить живого эсэсовца в парке. То есть встреча для меня по тем понятиям ну совершенно невозможная. Я очень обрадовался и стал слушать внимательнее.
Сергей Александрович это заметил, улыбнулся и подмигнул мне правым глазом.
– Я ведь в защите Белого Дома участвовал, – сказал Сергей Александрович как бы невзначай, стараясь не смотреть на меня. Миша с Денисом, однако, поняли, к кому он обратился, переглянулись, а затем вновь углубились в свои телефоны.
Я ожидал, что Сергей Александрович ещё что-нибудь скажет, но весь оставшийся урок он просидел молча.
Когда прозвенел звонок. Миша и Денис вышли, а я решил остаться. Подумал, что учитель просто не хочет говорить при посторонних на такие темы. И я не ошибся.
Едва мы остались одни, Сергей Александрович поманил меня к себе пальцем. Глаза его пылали любопытством и нетерпением. Он усадил меня на низкий стул. Мы сидели прямо на низкий стул. Мы сидели прямо напротив друг друга, разделённые узким самодельным столом. Учитель посмотрел мне прямо в глаза пронизывающим и очень честным взглядом.
– Фашист? – тихо спросил он.
Я смело кивнул головой, улыбаясь во весь рот.
Сергей Александрович облегчённо вздохнул. Лицо его светилось блаженной радостью.
– Наконец-то… – прошептал он. – Наконец-то и в этом классе появился хоть один нормальный человек. «Доктрину фашизма» читал?
– Читал, – ответил я, кивнув головой.
– «Mein Kampf»?
– Тоже, – снова подтвердил я.
– Всё-то ты читал! – радостно проговорил учитель. – Тогда, пожалуй, открою я тебе свою тайну. Только чур никому не говори! – тут он опять подмигнул мне. – Понравился ты мне, – рассмеялся он. – Открою я тебе свою тайну.
Тогда он повёл меня в кладовку. Она была ужасающе тесной. Ничего интересного там не было. У каждой стены стояло по шкафу. Полки этих шкафов. Тот, как оказалось, был на колёсиках, а потому легко поддался. За шкафом находились ещё одна комната без окон.
Учитель зажёг свет.
Боже, что предстало моему взору! Нет, мои чувства не передать словами, – это надо ощутить самому. Радостный восторг охватил меня. Охватил с такой силой, что я едва мог дышать.
Комната была просто завалена оружием! Чего там только не было: автоматы, винтовки, пистолеты, револьверы, ножи, гранаты и невесть что ещё. Они лежали на столах и полках, в корзинах и ящиках, были закреплены на стенах или приставлены к ним. На стенах висели портреты Баркашова, Гитлера, Сталина и Муссолини. Там же помещались знамёна: гитлеровское, советское и РНЕ.
Словом, место было очень атмосферное.
– Нравится? – дрожащим от радости голосом спросил меня Сергей Александрович.
– Очень! – честно ответил я.
– Ну, посмотрели – и хватит, – сказал вдруг учитель. – А то ещё увидит кто. Ты ко мне после уроков приходи: тогда подольше посмотришь. И не только посмотришь…
Он включил свет и закрыл комнату.
Я был в шоке, но в приятном шоке.
Едва мы вышли из этого потайного чулана, – прозвенел звонок.
– А на даче у меня – в десять раз больше! – самодовольно добавил Сергей Александрович, садясь на стул.
Хотя звонок и прозвенел, в класс никто заходить и не думал. Некоторое время Сергей Александрович сидел молча, заполняя электронный журнал, но потом он встал и со словами: «Жрут, поди, гады!».
Сказав это, он отправился на поиски Миши с Денисом. Минут через пять он вернулся. Вместе с ним были Денис и Миша. Оба они улыбались и продолжали жевать.
– Чувствую, этой зимой опять мёрзнуть будем, – сказал Сергей Александрович как-то задумчиво и меланхолично.
– Почему? – спросил я.
– Трудовичка нам обогреватель так и не вернула, – ответил учитель, подходя к токарному станку. – Три года назад взяла: «Я на часик, я на часик.» и всё такое. Вот уж которую зиму она на нём катается, – тут он сделал паузу, а потом продолжил. – Интересно, Глеб будет сегодня? – сказал он всё так же меланхолично, будто это был риторический вопрос.
– Нет, не придёт, наверное. – сказал Миша, пряча руки под парту.
– Придёт, – возразил ему Денис, делая тот же жест. – Он вчера мне написал, что придёт точно совершенно.