Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Только сейчас я сумел как следует рассмотреть её лицо.
Оно было безобразно.
Лоб низкий. Глаза маленькие, узкие, всегда смотрящие исподлобья. Лицо плоское, как тарелка, и квадратное. Кожа сухая, жёлтая, похожа на пергамен. Нос большой, бесформенный и какой-то приплюснутый, как у китайского боксёра. Губы очень тонкие, настолько тонкие, что кажется, будто рта вообще нет. Скулы широкие, точно такие, что бывают у старых эсэсовцев. Во всём её виде вообще чувствовалось что-то нацистское. Она была ужасным бастардом, помесью
Итак, Нина Ивановна медленно выползла из учительской. Именно выползла, а не вышла, – такая уж у неё была слегка шаркающая походка, какая встречается у бывших военных. Эта походка ещё больше делала её похожей на рептилию.
Она стала у стены, приняв позу часового, и начала принюхиваться. Да, именно принюхиваться. Она кривила нос, жадно втягивая воздух, как дикое животное. И пусть лучше она бы и дальше это делала. Я не против. Но нет! Так было нельзя по сюжету, и она меня заметила. Заметила и пошла прямо на меня.
– Ты новенький? – спросила она меня таким голосом, каким обычно полицаи просят у вас документы.
– Да, новенький, – ответил я, – Марат Нигматулин.
– Чечен? – спросила она тоном ещё более грозным: так обычно разговаривают оперативники с подозреваемыми.
– Нет, татарин… – робко ответил я.
– Не ври! – перебила меня старуха, тыкая мне в грудь один из своих толстых, коротких пальцев. – Ты чечен! Зачем ты врёшь?! Это нехорошо, мой мальчик! – голос её был какой-то одновременно и пугающий и притворно ласкающий, и звучал он так, будто говорила змея, научившаяся человеческой речи, – такой уж был шипящий.
– Я не вру! – ответил я. – Я правда русский татарин!
– Ру-у-усский? – прошипела Нина Ивановна, делая хитрую улыбочку. – Какой же ты русский, если даже говорить по-русски не умеешь?! – в этот момент она заговорила громче, едва не срываясь на крик. – Да признайся уже ты наконец! Сама уже всё поняла: ты –чурка нерусская, хач! Ну-ка, признайся! – тогда она схватила меня за рукав свитера.
– Уберите руки! – сказал я ей. – Если вы меня изнасилуете, – кто будет отвечать?!
В коридоре было полно людей. Все рассмеялись.
Нина Ивановна посмотрела на меня испепеляющим взглядом, а затем прошипела: «Я напишу докладную директору.». После этого она уползла назад в учительскую.
Я пожал плечами и отправился на урок.
Прозвенел звонок. Все вошли в класс, расселись. Сидим минуту, две, пять, десять... Все, разумеется, заняты своими делами: кто в телефон играет, кто болтает, кто в карты перебрасывается. Когда прошла уже треть урока, дверь открылась.
В наш класс впорхнула высокая и полнокровная блондинка в туфлях на высоких каблуках. На ней была почти прозрачная, открывающая всё на свете блузка и невиданного покроя штаны.
Вот это были штаны!
Всем штанам штаны!
Уж не знаю, из чего они были сделаны, но выглядели они как латексные. Они жирно блестели и обтягивали учительское тело так, что каждая ягодица была видна в отдельности.
Учительница уверенно прошла на своё место. Спина у неё была идеально ровная, походка – грациозная. Она вальяжно устроилась в своём кресле. Разваливалась в нём так сексапильно, что я аж диву дался. И откуда только такие берутся в школе?
Обдумать этот вопрос было бы хорошо, но тогда я этого сделать не успел…
– Здравствуйте, дети! – провозгласила учительница, поправляя свои растрёпанные волосы.
– Здравствуйте, Снежана Владимировна! – хором воскликнули мы, поднимаясь со своих мест.
– Этот год будет для вас особенно трудным… – начала было учительница, глядя в какие-то документы. – Верно, Кутузов? – тут она пристально посмотрела на Дениса. По классу пошёл тихий прерывистый смешок.
– Саида, набери воды! – сказала вдруг Снежана Владимировна. – Цветы полить надо.
Саида немедленно встала с места и, захватив лейку и пару жутко сморщенных от старости пластиковых бутылок, отправилась в туалет.
– А мы пока приступим к уроку русского языка… – снова начала училка, на этот раз не договорив потому, что голова её плавно опустилась на стол.
Было видно, что она засыпала.
По классу вновь прошёл сдерживаемый страхом перед учительским гневом смешок.
– Та-а-ак… – ещё раз попробовала начать русичка, с невероятным трудом отрывая голову от стола. – На чём мы остановились?
Тут все просто покатились со смеху.
– Ах вы так, выблядки сраные! – вдруг сразу оживилась учительница, вскакивая со своего места. – Вам, недоёбки паршивые, я тут русский язык преподаю, а они ржать смеют, а?!
Все затихли и приняли позы примерных учеников: спина прямая, руки на парте, глаза смотрят на учителя. Только в этот момент я разглядел, как же чертовски красива была эта учительница. Нос прямой, глаза голубые. Настоящая русская красавица. Но боже мой, какая же у неё была порочная красота!
– Снежана Владимировна… – подняла руку Юлька Аввакумова.
– Чего тебе? – спросила русичка, снова глядя в документы.
– А у вас вчера вечеринка была? – спросила Юлька, ёжась от страха.
– Тебе какое дело? – усталым, но от этого не менее грозным голосом ответила училка.
– Ну-у-у… – запнулась было Юля. – На вас лица нет!
– Да! – резко воскликнула Снежана Владимировна, глядя куда-то в пространство. – Но я так тебе скажу: в студенческие годы у меня были таки-и-ие вечеринки, что не то, что лица, – признаков жизни не было!
В этот момент вернулась Саида.
– Ой, Саидочка моя любимая! – затянула учительница. –Полей цветочки, пожалуйста, а я тебе пятёрочку в дневник влеплю!