Теплая вода под красным мостом
Шрифт:
Лоб мужчины был настолько велик, что казалось, будто всё остальное — глаза, нос и рот — сосредоточены в нижней части лица. Глаза под тонкими бровями смотрели строго в одну точку, не двигаясь, словно зафиксированные в определённом положении. Они были абсолютно безмятежны. Возможно, в тот вечер из-за причудливого освещения радужки его глаз показались мне сине-фиолетовыми.
— Вообще сейчас погибает много цикад, которые опоздали умереть в срок. Бывает, лежит цикада на спинке, подумаешь, что мертвая, — а она ещё жива… Едва жива. Перед самой смертью, словно
С этими словами он извлёк из пластикового пакета ещё одно, последнее насекомое и бросил его утке. У него были очень длинные руки. Иногда это, наверное, неудобно. Из-под серого летнего костюма повеяло слабым свежим ароматом. Подняв глаза на ветку сакуры, мужчина заметил:
— Эта ветка здорово выдаётся вперед. Видите?
У него большие удлинённые глаза. Цвета индиго. Губы тонкие, немного похожие на женские. На вид лет тридцать пять.
— Недавно как раз с этой ветки упала цикада. Отпела, отстрекотала свою последнюю песню и встретила конец жизни. Цикада умерла не сразу и успела подползти к нему. А он, рад стараться, с большим удовольствием взял и съел её. Вот я сегодня и принёс ему целых три, — снова заговорил мужчина.
Мужчина говорит «он». Значит, понимает, что это селезень. Раз уж он знает пол моей утки, тогда, может быть, стоит сказать, как её зовут, подумалось мне: селезня мы назвали Кастро в честь Фиделя Кастро. Но я тут же передумал, решив, что своей откровенностью могу дать повод для разного рода расспросов о нашей семье.
Кастро вытянул свою слегка запачканную шею, пытаясь заглотить цикаду. На шее появилось небольшое утолщение, которое медленно перемещалось вниз. Прежде чем селезень проглотил цикаду, она успела издать какой-то глухой шипящий звук — так мне показалось.
— Так хочется его помыть… — проговорил мужчина, достал белый носовой платок, протёр им пальцы, помахал Кастро рукой и пошёл в направлении небольшого парка в глубине жилого квартала. Просунув клюв через ворота, Кастро проводил мужчину низким кряканьем. Худая серая спина растворилась в вечерней мгле.
Этот мужчина наверняка придет сюда ещё раз. Я предчувствовал это. Открыв ворота, я посмотрел на наш дом серого цвета.
Мы вчетвером поглощаем приготовленную женой запеканку из морепродуктов. Жена сказала, что в каждой порции по три креветки, по два морских гребешка и по куску белой рыбы, должно быть так, уточнила она. Мне тут же подумалось, что в кухонной мойке грудой навалены скорлупки двенадцати креветок, двенадцать удаленных из креветок длинных темных внутренностей, и коробка из пенополистирола, в которой хранились восемь морских гребешков и рыба.
За спиной жены, у окна, на низенькой полке небрежно поставлены друг на друга кастрюля из жаропрочного стекла для приготовления рыбы и морепродуктов на пару и кастрюля для приготовления белого соуса. Трёхцветная кошка по кличке Нэкос слизывает остатки присохшего соуса. Кухня забита немытой с утра посудой, там же валяется
Между кастрюлями стоит прозрачная ваза для цветов. Месторасположение вазы не менялось уже очень давно. В ней несколько космей, но вода в вазе уже приобрела желтоватый оттенок, так что рядом с обеденным столом устало поникли головками цветущие осенью светло-красные цветы. Полуувядшие цветы и кастрюля с присохшими остатками белого соуса. Я уже перестал замечать какие-либо перемены в расположении предметов.
Послышался тонкий далёкий голос цикады, похожий на характерное жужжание, возникающее при коротком замыкании. За ужином я рассказал о том, что наш селезень Кастро ест цикад.
Всё трое дружно оторвались от тарелок с запеканкой из морепродуктов — будто их подбросила невидимая пружина:
— Странно! Ведь у него совсем не было аппетита. А вообще-то утки едят цикад?
Облизывая морской гребешок, жена сказала, что наш селезень скоро сдохнет, так что мужчина, скорее всего, соврал. На её овальном лице выделяется крупный и слегка темноватый нос. При внимательном рассмотрении на кончике носа жены можно разглядеть множество чёрных угрей. Кончик носа у неё всегда в поту. Круглые, как булочки, руки тоже постоянно покрыты потом.
Дочь Асаги, учащаяся во втором классе средней школы, сдвинула брови, и между ними залегла складка. Насадив на вилку креветку, она, как флажком, принялась размахивать ею перед своими очками в красной оправе:
— Верно, я где-то читала об этом! Такой же вкус! Очень похоже! Автор сочинения — энтомолог Жан Анри Фабр — пробовал есть цикад. Он писал: «Вполне съедобно. По вкусу цикады несколько напоминают мясо креветок…» Строго говоря, автор скорее всего ел не самих цикад, а их личинок.
Я попробовал на зуб креветку в белом соусе. Похоже, жена забыла добавить в белый соус отвар от морепродуктов. Или, может быть, просто всё переварила. Вообще, креветки какие-то слишком сухие и вкус не тот, может тертый сыр подгорел… В самом деле, по вкусу похоже на цикад… Значит мы едим запеканку из цикад.
Асаги хорошо разбирается в фауне. Разбираться-то разбирается, а вот заботиться о представителях фауны не горазда. Впрочем, по этой части мы всё стоим друг друга. Асаги продолжила:
— Личинок собирают летом, когда они ещё покрыты оболочкой и только-только выбираются из-под земли. Когда же они выползают на поверхность, то скидывают с себя оболочку и становятся невкусными. Поэтому нужно не упустить время собрать их и тут же приготовить. Автор пишет, что ел даже жареных личинок. Они пробовали их всей семьёй… По вкусу мясо похоже на креветок, но только жесткое, как пергамент.
В итоге автор не рекомендовал читателям есть цикад.
Дочь Аканэ, учащаяся во втором классе школы высшей ступени, сначала помалкивала.