Теплица (сборник)
Шрифт:
А теперь - внимание. Все, что вы только что слышали, я рассказал вам на старый манер - так, как все мы привыкли. Но теперь я перескажу то же по-новому, согласно нашей единственно верной концепции Времени. Привыкайте - ведь этому вы будете учить своих детей!
Итак, со дней Уинлока и Силверстона сознание истинной природы времени было утеряно, и постепенно установилось мнение, что оно направлено обратно. Оттого что истина пока еще лежала у самой поверхности, это была эпоха всеобщих волнений и поисков. Ученые забивали себе головы, изобретая новые временные единицы, а один из писателей того периода, Орстон,
Темпы жизни общества постепенно замедлялись, выходили из употребления транспортные совершенства - самолеты и автомобили. В следующем, еще более праздном веке психоаналитик Фрейд сделал последнюю отчаянную попытку разорвать порочный круг и совсем близко подошел было к истине. Но после него сама идея подсознания подернулась дымкой и покрылась пылью забвения.
С веками численность населения планеты падает, и лишь изредка, может, раз в столетие, у кого-нибудь явится проблеск, намек на истину. Так было и с Августином.
Вот, друзья мои, так вкратце обстоят дела. Я еще не объяснил вам многого, очень многого - но я вижу, даже уже рассказанное пока не укладывается у вас в головах. Поэтому прежде чем продолжать, я буду рад ответить на ваши вопросы.
Во время речи все пристроились - кто где - на глинистых обломках. Силверстон говорил стоя, а слушатели все это время сидели, завороженно подняв глаза.
Хауэс заговорил первым:
– Да, крепкий орешек был этот святой Августин!
– Он деланно рассмеялся - в одиночестве.
– Так что же, выходит, мы из кожи лезли, спасали вас - и все для того, чтобы вы объявили миру, будто время все эти столетия было вывернуто наизнанку?!
– Именно. Единственное, в чем едины Болт и Глисон, - меня необходимо скорее убрать с дороги.
– Ну конечно. Такая теория скинет какое угодно правительство.
– И он опять засмеялся.
Буш решил, что, судя по последним репликам (да и вообще) Хауэс - человек весьма недалекий, несмотря на все его замечательные качества. Но он, Буш, вместе с Борроу станет идеальным проводником открытия Силверстона в человеческие умы. Самого Буша ошеломляющий рассказ Силверстона не сбил с толку и даже мало удивил. Он отмечал про себя, что идея эта, пусть и не сформулированная, временами являлась и ему. И тотчас же Буш окончательно и бесповоротно принял сторону Силверстона, пообещав себе оказывать тому всякое содействие и донести до людей его идеи.
– Если так называемое будущее на самом деле оказывается прошлым, а прошлое - будущим, - сказал Буш, - выходит, что во всеобщем заблуждении повинны вы сами, профессор. Ведь тогда из великого первооткрывателя природы подсознания вы превращаетесь в ее великого первозабывателя.
– Вы совершенно правы. Только точнее было бы выразиться так: диктатор-сознание подает в отставку, и я - последний пострадавший от его руки.
Впервые заговорил Борроу:
– Да, я понимаю… понимаю. Так значит, на наше поколение придется главный удар! Значит, мы последнее поколение, мозг которого верно воспринимает время?
–
– приматов. И так далее в том же духе.
Все это было уже явно слишком. Силверстон понял и адресовался к Энн:
– Вы все молчите, Энн. Что вы обо всем этом думаете?
– Не верю ни единому слову, вот что! Кто-то из нас слетел с катушек - или я, или все остальные. Так вы пытаетесь доказать мне, что, просидев тут битый час, выслушивая подобные бредни, я стала моложе, а не старше?
Силверстон улыбнулся:
– Энн, я уверяю, что вы становитесь все моложе и моложе, как и все мы. Мне кажется, вам полезно было бы ознакомиться со строем Вселенной - в свете новой верной Теории, прежде чем мы заговорим о человечестве в целом. Ну как, готовы вы к нашему заочному Странствию?
– Не знаю, как вы, а я никогда не Странствую на голодный желудок, - проворчал Хауэс,
«Мозг солдафона - складка от фуражки», - раздраженно подумал Буш.
– Присоединяюсь!
– поспешил он загладить неприязненную фразу спутника.
Энн тут же вскочила:
– Давайте сюда все ваши запасы - я попытаюсь из них что-нибудь состряпать. Как-никак это отвлечет меня от ваших разговоров и не даст совсем потерять рассудок.
Силверстон подсел к Борроу и Бушу:
– Но вы-то не совсем отвергаете мою теорию? Ответил Буш:
– Как можем мы отрицать то, что реально и явно существует? Странно, но у меня нет ни малейшего желания воспринимать все по-старому. Ведь только подумайте жизнь скольких людей теперь станет осмысленной.
Силверстон в порыве благодарности с жаром и блескомв глазах пожал ему руку.
– Все эти секунды довлели над художниками больше чем вам кажется, - говорил Борроу.
– Ведь раньше художники и занимались в основном тем, что останавливали, замораживали мгновения. Помните? Стрела, вонзающаяся в бок святого Себастьяна, балерины Дега; все это - застывшие секунды, нет, доли секунд. Но намеки на перемены можно заметить уже у художников периода детства Фрейда…
Бушу вовсе не хотелось говорить об искусстве. Он изо всех сил стремился, чтобы нахлынувшая вдруг идея нового миропорядка пропитала каждую его клеточку. Он вдруг обрел новую силу и увидел со стороны всю свою нерешительность и страхи. И они тут же покинули его - Буш был уверен, что навсегда. Во всяком случае, он очистился достаточно, чтобы воспринять поразительное открытие, расшатавшее все извечные основы мира. Буш видел также, что он лучше других к этому готов.
Неподалеку уже шипело и бурлило - Энн стряпала на трех походных плитках одновременно. Так она спасалась бегством в привычных женских заботах. Хауэс мерил шагами расстояние от одного валуна до другого - где были его мысли? Возможно, он вынашивал план свержения Глисона - ведь это куда проще и действенней, чем скинуть с пьедестала вековой образ мышления. А Борроу уже достал из пиджачного кармана блокнотик и что-то в нем черкал - этот, видимо, нашел убежище в искусстве.