Тепло твоих рук
Шрифт:
Однако когда первая миля была пройдена, сквозь листву забрезжил слабый сероватый свет, это позволило каждому видеть идущего впереди него, что облегчило нам продвижение.
Перед тем местом, где лесная просека сливалась со старой дорогой, что вела к Кипсейфу, мы наткнулись на мою машину. Очень странное и жутковатое ощущение — обнаружить столь знакомую тебе вещь при подобных обстоятельствах. Мег приехала на ней при свете дня и была остановлена срубленным молодым деревом, перегораживающим дорогу на высоте пояса. Мы обогнули автомобиль, протиснулись под этим шлагбаумом и вскоре вышли к опушке, где Райс и остановил группу. Видимость была меньше тридцати метров, даже на открытом пространстве. На востоке небо начинало заметно бледнеть. Сквозь поднимавшийся
Первая группа ушла в левую сторону, вторая — в правую.
— Пошли, — сказал Райс, и мы двинулись вперед, пересекли старую дорогу и направились через поля с истлевшей от ржавчины изгородью, затем метрах в тридцати от дороги взяли вправо и пошли вдоль нее, двигаясь на расстоянии метров трех друг от друга. Я шел четвертым, считая Райса.
Казалось, что светает чересчур быстро. Белесость на востоке обрела золотистую каемку. По мере того как становились различимы листья, деревья переставали быть просто силуэтами. Мы прошли быстрым шагом метров сто — сто пятьдесят. От обильной росы на траве промокли ноги, отсырели брюки.
Мы свернули с дороги, и нам дали отмашку замедлить движение, после чего мы какое-то время шли пригнувшись, прячась за малинником, чтобы нас не заметили обитатели дома. Затем поползли на животе по сырой траве, стараясь не касаться крапивы, буйно разросшейся на бывшем пастбище, двигались медленно, соблюдая интервалы. Остановились, и к нам подполз Райс. Немного изменив интервалы между нами, он направил нас в сторону дома.
Я продвигался осторожно, как было приказано. Вскоре прямо передо мной поверх травы я увидел верхушку крыши. Темно-серый треугольник на фоне светло-серого утреннего неба. Прижимаясь изо всех сил к земле, я продолжал ползти. По правую руку метрах в трех заметил что-то возвышающееся над кромкой травы. Придвинувшись, обнаружил, что это полуразвалившийся остов старой повозки, какими когда-то пользовались фермеры. Мне она позволила лучше ориентироваться. Она хорошо вышла на снимке, сделанном с самолета, и от нее до заднего крыльца дома было метров двадцать пять. Оно заросло вьюном, а вокруг буйно разрослась трава. Я двинулся в сторону дальнего конца дома и осторожно огляделся. Сквозь завесу травы мне отчетливо был виден дом с полуразвалившимся крылечком и нависающей над ним продавленной крышей, задняя дверь, два окна первого и два второго этажа.
Я немного отполз и взглянул налево — небо на востоке было лимонно-розового оттенка, а в других частях постепенно из серого делалось голубоватым. Закрыв глаза, я прислушался. Все сильнее раздавалось щебетанье птиц. Издалека донесся тонкий жужжащий звук, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить — где-то в отдалении грузовик на первой передаче едет вниз по дороге. Других звуков не было слышно, однако я знал, что по обе стороны от меня находились люди, продвигающиеся к цели, люди, использующие любое прикрытие или ямку в земле. Люди Уилера должны занять позицию в восточной и южной части поля, держа дом под наблюдением. Третья группа располагалась к югу и к западу.
Повернувшись на бок, я передвинул кобуру так, чтобы было удобно расстегнуть ее и выхватить револьвер, который я решил взять с собой. Это был кольт 38-го калибра с 20-сантиметровым стволом, тяжелой рукояткой, удобной для моей крупной ладони. Будучи помешанным на стрелковом оружии, я сознаю, что кольт этот выглядит несколько опереточно, однако сколько раз я участвовал с ним в стрелковых соревнованиях,
Слегка переместившись в сторону, я увидел, как сквозь траву, подобно змее, ползет один из гвардейцев. Он исчез за сараем, а затем через приоткрытые двери я заметил слабое движение уже внутри него и понял, что гвардеец спрятался там между автомобилями. Задумано было неплохо. Он мог незаметно вывести их из строя, одновременно готовый перехватить каждого, кто попытается приблизиться к машинам.
Появился краешек солнца, и все серые утренние тона исчезли. Появились длинные утренние тени, а на открытых местах заиграли серебристо-белые блики, предвещавшие жаркий день. В низине этот свет был бы более золотистым, более рассеянным.
Перед глазами у меня странным образом возникла картина того, что происходило сейчас там, в низине. Фенн Хиллиер вместе со своей женой спали в широкой двуспальной постели, ее рука покоилась у него на груди. Вот-вот донесутся звуки улицы. Она поднимется, подойдет к окну и взглянет на утреннюю улицу. От звука воды в ванной проснется и он. Услышит, как она собирает детей в школу, что-то напевая в кухне.
Это было реальностью. Предрассветная вахта была абсурдом. Моя Мег не могла находиться в этом затаившемся развалившемся доме, с людьми, несущими в себе такую опасность, какая только может исходить от человека.
Солнце поднималось, но Кипсейф продолжал оставаться сонным. Туман рассеялся. Становилось все жарче, засвиристели какие-то насекомые. Парил ястреб, вертя головкой из стороны в сторону в поисках мыши на завтрак.
Внезапно с шумом отворилась задняя дверь, и на крыльце появился мужчина. Я понял, кто это, по тем фото, которые нам показывали. Джордж Костинак. Грудь и плечи покрыты светлой растительностью. В тех местах, где тело не прикрывала одежда, кожа обгорела и была болезненно красного цвета.
Он зевнул, издав впечатляющий звук, почесал голову костяшками пальцев, передернул плечами и, обхватив себя руками, прищурился на утреннее солнце. Перепрыгнув через поломанные ступеньки, он спустился вниз, прошел пару метров и, расставив ноги, стал мочиться на спекшуюся грязь заднего двора.
Как только он закончил, сквозь оставленную им открытой дверь появилась крупная, мускулистая белокурая женщина. На ней был свободный свитер кричащего ярко-голубого цвета и обтягивающие брюки лимонного оттенка. Хотя волосы у нее не были уложены, а лицо в отсутствии косметики выглядело тестообразным, в ней чувствовалась жизненная сила, странным образом делавшая ее привлекательной. В ней ощущалась целеустремленность и скрытая яростная энергия обитателя джунглей из семейства кошачьих. Она излучала волю, решимость, она была сама опасность.
— Сказала же тебе, Джордж, отойти подальше от дома, — проговорила она. В руках она держала зубную щетку, пасту и картонный стаканчик с водой.
— Сказала. Конечно же, Эйнджи. Ты мне говорила. Но мы же не век тут жить будем.
— Свинья — она всегда свинья.
В ответ он рассмеялся.
— Кто кого называет свиньей, дорогуша!
Она сошла с крыльца. Окинула его уничтожающим взглядом.
— Ты вычеркнул себя из списка моих друзей, приятель.
— Ну ладно, Эйнджи, — произнес он заискивающим тоном. — Не надо, Эйнджи, пошутить что ли нельзя? Только ведь и всего.