Теплый пепел надежд

Васильева Ксения

Сонька стала уже Зофьей, ибо муж ее и был тем шляхтичем; мама его уехала во времена демократии на родину, в Польшу, куда звала и Женю. Он собирался туда отбыть, но помешала женитьба.

Мама Жени приезжала в Москву. Побившись в истерике после увиденного и едва не схватив инфаркт, она отбыла в Польшу и постаралась забыть, что в России у нее остался сын…

Когда продавать стало нечего, а выпить было невтерпеж, Сонька продала и эту хату. Обещанная взамен квартиры «прекрасная комната» с доплатой оказалась пятиметровой

кухней в доме, выкупленном фирмой. В пьяном бреду «шляхтичам» казалось, что живут они по-царски, почти весь дом их (кое-кто еще не выехал, и ремонта фирмачи не затевали). Барбос обожал свою Зофью, лучшей жизни, по его словам, у него никогда не было.

Дом этот находился почти напротив Курского, и «шляхтянка» Зофья ошивалась там днями, а часто и ночами. Иногда ей платили, мизер, чаще били, а когда удавалось, она выгребала у мужиков все, бросив для этого в стакан собутыльника таблеточку, самую дешевую, но действенную.

Иногда приводила парочку на ночь — в квартире комнат было навалом.

Так они и жили. Барбос последнее время был плох — слабо видел и слышал, частенько отказывали ноги. А Зофья была бодра и весела, как птичка, всегда готовая к новым приключениям.

Вот в такие руки и попала наша Сонечка. Вид Зофьи ее шокировал, но она ведь ведет Сонечку в семейный дом, чего же бояться?..

И все же Сонечка была рада, что так быстро решился вопрос с ночевкой! А возможно, с жильем и с работой. Хорошо, что Зофья не задавала ей вопросов (кроме денежных).

Они довольно быстро пришли на место. Дом был огромный, серый и мрачный, кругом только вереницы стоявших машин. Тоска навалилась на Сонечку, она вдруг подумала, что пропадет здесь… Никто никогда не увидит ее, исчезнет она из этого мира.

На третьем этаже когда-то роскошного особняка Зофья открыла высокую дверь. Открылся огромный коридор. Миновав огромную же грязную, пустую кухню, они вошли сначала в комнатку, где на раскладушке кто-то спал, а потом в маленькую кухоньку. Там стояли стол, два стула, в угол была втиснута тахта на кирпичах, а рядом примостились две книжные полки.

На тахте под лоскутным одеялом лежал худенький, как подросток, мужчина. Личико его с обвисшими, обсосанными усами было крошечным, сморщенным и безумным.

— Зосечка, Зосечка пришла, королева моя… — запричитал он тонким голосом.

Сонечка, как только они вошли в подъезд, начала падать духом… Так вот какой муж у этой Зофьи!.. И какая квартира! И какая она сама!

Соня была в ужасе и не знала, как ей бежать… Хотя кто ее в Москве ждет?..

Зофья ворковала с Барбосом, а тот смотрел на нее как на ангела-хранителя.

— А водочки у нас нету?.. Трясун, мать его…

— Нету, но будет, — уверенно ответила Зофья.

Хозяйка «дома» вызвала Сонечку в другую комнату, где на раскладушке кто-то спал.

— Сонь, сегодня мой Барбосик плох, сама видишь, ему похмелиться надо.

Ты мне сейчас денег дай, я за водкой сбегаю и хоть колбаски ему куплю, тогда и поговорим по-хорошему, за столом, — выпалила Зофья.

Сонечка еще больше заледенела, она уже начинала понимать, что в этом «доме» нельзя рубля показывать… Как быть?

Зофья горящими глазами шарила по Сониной фигуре, пакету. Потом она решила, что девке надо дать свободу, пусть достанет из порток тряпочку с бабками. Зофья — женщина приличная, красть не станет! Надо, попросит взаймы, в счет проживания. Она скрылась в своих апартаментах.

Человек на раскладушке не шевелился, и Соня достала сверточек из пакета. Она даже толком не успела рассмотреть, какие у нее купюры. Оказалось, пятидесятки и две десятитысячные.

Вошедшая тут же Зофья выхватила из рук Сонечки две десятки и, выбегая, крикнула:

— Маловато, ну да ладно, потом добавишь!

Вернулась она скоро.

— Пошли, — позвала Зофья, — чего тут стоишь как неродная? Я этого, — она кивнула на раскладушку, — выкину скоро, разоспался, блин горелый…

Сонечка пошла за ней, стараясь не смотреть на Барбоса, который внушал ей непреодолимый ужас.

— Садись. Ща все и сделаем… Заснул, бляха-муха, не дождался.

Зофья грохнула на стол бутылки, заткнутые газетой.

Сонечка смотрела на муть в бутылках с ужасом.

Хозяйка, заметив этот взгляд, прикрикнула:

— Не отрава! Дед у нас клевый! Свою гонит, это тебе не технарь! — Подразумевалось, что не технический спирт.

Из бумаги она вывернула пачку пельменей, банку кильки в томате и небольшой кусок черного хлеба.

— Не хватило, пришлось у деда взять, — объяснила Зофья и, оглядев все, как добропорядочная хозяйка перед большим приемом, пригласила к столу.

Напоив и накормив своего Барбоса, у которого заголубели, ожили глаза и он перестал походить на умирающего, Зофья села за стол рядом с окаменевшей Сонечкой.

Что она наделала со своей жизнью? Что еще с ней случится? Как ей уйти отсюда и куда?.. Может, снять номер в гостинице?.. А сколько он стоит?.. Она ничего не знала. В пакете лежало пятьсот долларов и три миллиона «деревянных». Доллары она решила не показывать нигде, никогда и никому. Купить билет и уехать к маме… На коленях выпросить прощение… За убийство?..

Вот теперь живи, куда прибежала, и искупай свою вину.

Зофья тянула к ней руку со стаканом.

— Давай выпей, говорю! Сидишь пялишься… Ненормальная?

Сонечка с отвращением посмотрела на залапанный стакан с желтоватой мутной жидкостью, от которой несло гадостью.

— Чего? Перепила в вагоне? Выпей! Пройдет! У меня так было, — поделилась хозяйка, — мне Женечка тогда вливал потихоньку. И сразу захорошело. Трясун у тебя? Так я отвернусь.

Новая подруга отвернулась, жуя сивую пельменину.