Терапия
Шрифт:
– Пап, а какой длины обычно бывает у мужчины член? – спросила Аида.
В гостиной повисла тишина. Рахель бросила внимательный взгляд на дочь и снова уткнулась в свое вязание.
– Член?.. – растерянно переспросил я. Я не знал, как эта крупица бесценной отцовской мудрости поможет моему ребенку принимать в будущем правильные решения.
– Да, – сказала Аида. – Имеет ли это какое-то значение?
Рахель бросила на меня быстрый взгляд и снова уткнулась в вязание.
– Современная наука склоняется к утверждению, что размер не имеет никакого значения, –
Современная наука знаете чем хороша? В ней всегда найдется любой ответ и даже целая куча взаимоисключающих ответов на любой случай.
Некоторое время Аида молчала… Видно было, что она что-то обдумывает, но боится спросить.
– А с какой стати тебя вдруг заинтересовало это? – спросил я.
– Ну… Это заинтересовало не меня.
– Да? А кого же?
Прежде чем ответить, Аида бросила быстрый взгляд на Рахель. Рахель молча вязала.
– Рихарда, – сказала Аида.
– Вот как? – сказал я. – Моего пациента? И каким же образом тебе стал известен круг вопросов, который волнует Рихарда?
– Мы… встречаемся, – сказала Аида.
Я был растерян. Бросил взгляд на Рахель. Она продолжала вязать.
– Странная ситуация… – пробормотал я. – Мой пациент… Моя дочь… А я ничего не знаю. Рахель, ты знала?
Рахель неопределенно пожала плечами.
– Так и сказал? – спросил Рихард, когда мы вечером гуляли по улице.
– Да, – ответила я. – Он сказал, что размер никакого значения не имеет.
Мне было странно, что Рихард с таким трудом сегодня дал уломать себя выйти погулять. Обычно он очень радовался, когда мы проводили время вместе. Но сегодня у меня впервые возникло чувство, что я навязываюсь и что не очень-то и нужна ему. Что ж, проверю свое впечатление еще раз; а потом, может быть, еще раз. И если впечатление укрепится, я с Рихардом расстанусь. Я не собираюсь тратить свои чувства на отношения, в которых кто-то нужен мне больше, чем я ему…
– Так отвечают все, у кого у самих… не особо гигантский… – пробормотал Рихард, глядя куда-то вдаль.
Больше мы об этом не разговаривали. После прогулки он проводил меня домой. А следующее утро оказалось просто ужасным. Мы с папой завтракали. Папа мрачно смотрел в газету. В тишине висело звенящее напряжение. Я старалась смотреть к себе в тарелку, чтобы не встречаться с ним взглядом. Настроение было хуже некуда. Ни один кусок не лез в горло. Мама стояла к нам спиной – она возилась у плиты. Но я была уверена, что она и спиной чувствует напряжение.
– Прости, папа… – наконец выдавила я из себя. – Я… Я не хотела…
Я замолчала. Почему извиняться всегда так трудно? Особенно если не знаешь за что.
– Нет, я ничего не понимаю! – взорвался папа, в возмущении отбросив вилку и отклеившись от газеты. – Гитлер хочет присоединить Австрию, эсэсовцы врываются в кабинет австрийского канцлера Дольфуса, требуют от него отставки, он отказывается, и тогда они его убивают! Но самой главной новостью в нашей семье становится размер моего члена! Почему всех так волнует мой член? Рахель, ты ничего не хочешь сказать?
– Это были не эсэсовцы, – спокойно сказала мама, продолжая возиться с посудой в раковине. – Пишут, что это были австрийские гвардейцы.
– Ты в своем уме?! – воскликнул папа, багровея.
На него было страшно смотреть. Его глаза горели, волосы торчали во все стороны. Отбросив салфетку, он в раздражении вскочил из-за стола.
– Гитлер финансирует Ринтелена, это же ясно! – воскликнул он, энергично жестикулируя. – Это были эсэсовцы, переодетые в австрийских гвардейцев! Никем другим они быть просто не могли!
Вытирая раковину, мама смиренно молчала. Это было очень мудро – ее молчание отрезвило папу, он немного успокоился, перевел дух.
– Нет, я понимаю, – сказал он тише. – Мы не можем повлиять на приближающийся аншлюс Австрии. Нас, как мыслящих людей, это бесит. Но давайте посмотрим правде в глаза! Давайте честно скажем себе, что ни на Австрию, ни на размер моего члена мы повлиять не можем! Зачем тогда обсуждать? Зачем без конца его мусолить?
В столовой стало удивительно тихо. Никто не издал ни звука. Казалось, ни я, ни мама не дышим.
– Да, у меня далеко не самый большой член, – вдруг сказал папа в полной тишине. – И что? Почему моя дочь так болезненно интересуется этим вопросом?
– Просто в твоей дочери просыпается женщина, – спокойно сказала мама. – Ее начинает волновать все, что связано с вопросами пола. Что в этом болезненного?
Папа повернулся и стал молча смотреть на меня. Он смотрел и смотрел не отрываясь – так удав смотрит на кролика. Через некоторое время его глаза покраснели, он начал растерянно моргать, но все равно не отводил взгляда. Признаться, это было тяжелым испытанием – мне стало неуютно. Чего он хочет во мне увидеть? Как во мне просыпается женщина?
– Да, папа, – не выдержала я. – Это вполне безобидный интерес! Просто я передала Рихарду твою фразу о том, что размер члена не имеет значения… Тогда Рихард и предположил, что твой член может оказаться… не особо гигантским.
Повисла ужасающая тишина. Все замерли. Даже мамины руки перестали водить тряпкой по дну раковины. Папино лицо стало красным, у него перехватило дыхание, руки задрожали.
– Опять этот Рихард! – взорвался он так, что в доме зазвенели стекла. – Везде этот Рихард! Какого черта ты обсуждаешь с ним мой член?
Папина энергия передалась и мне, я почувствовала, как голова стала горячей, а тело словно ударили электрическим током. Я поняла, что, если немедленно не выплесну энергию обратно в окружающий мир, она сожжет меня и оставит лишь угольки.
– Папа, я не обсуждала с ним твой член! – в возмущении закричала я.
Это прозвучало так громко, что мама поморщилась и приложила к ушам полотенце.
– Ты же сам сейчас сказал, что он у тебя не слишком! А Рихард об этом просто догадался! При чем здесь я? Я ни слова не сказала Рихарду о твоем члене! Ты… Рихард… Чего вы оба ко мне прицепились? Сами разбирайтесь с вашими членами!