Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага
Шрифт:
Будучи не очень честным на руку, он стал присваивать плату за анализы, не отдавал мелочь и вскоре был уличен во всём и уволен. Это его огорчило, ведь хозяева были хорошие люди, он у них многому научился. Он может облегчать страдания человечества! Вернее, живых существ, так как ему случалось быть ветеринаром. Его уже покусала собака, лягнула лошадь, что ж, наука требует жертв.
Некоторые лекарства его производства пользовались большим спросом среди сельского населения и среди жителей небольших посёлков Северо-Востока, продавались на ярмарках и базарах.
Его «Эликсир, очищающий
Что же касается «Крепкой дубинки», то о мощи фантастического средства рассказывал сам Мадруга на всех перекрёстках, где его продавал: после его употребления в прописанной дозе один столетний старик поднялся со смертного одра, обесчестил девственницу и еще четырех женщин подряд, сделав пятой двоих детей сразу. Умер он счастливым в момент полового сношения.
Идея рекламной этикетки эликсира «Aphzodisiac» на английском языке – красные буквы на черном фоне – принадлежала Мадруге, перевод – детективу Коке, полиглоту, обучавшему продавцов рубашек Венеры и этого самого эликсира способу, как получить доллар за флакон. Капитанов песка учить было нечему, так как они способны были общаться с любым иностранцем, при этом заразительно смеяться, обнажая зубы, и побеждать. «Совсем скоро комиссар Лабан пошлёт за товаром, так как американские корабли уже возле маяка Итапоа», – так сообщал Живоглот.
– Сегодня прибывают?
– Уже подходят.
– А женщины перестанут бастовать и откроют корзины?
– Что это еще за забастовка?
Мадруга ему рассказывает, что ещё вчера он направился в зону с надеждой успокоить волнующуюся плоть, однако надежде этой не удалось сбыться. Двери всех заведений закрыты. Он подумал, что очень поздно, шел третий час ночи. Побродил по улицам, пошл в бар, опять-таки в надежде встретить какую-нибудь девицу. В баре «Цветок Сан-Мигела» женщин было много, все сидели за столиками, но ни одна не согласилась пойти с ним.
Сначала Живоглот не придал большого значения услышанному: достаточно было полиции арестовать и наказать хулиганок и скандалисток Баррокиньи, что он и сделал вчера, чтобы все остальные собрались в барах пьянствовать и скандалить. Однако тут же насторожился, как только Эрон Мадруга упомянул про одну из них, самую красивую, с которой как-то познакомился в Ресифе, она отличалась тем, что прекрасно дралась с мужчинами и не одного побила. Мадруга сам имел возможность убедиться в её храбрости. Её зовут Тереза Батиста.
Услышав ненавистное имя, Живоглот рычит
– Вчера эта чертовка выскользнула из моих рук, до сих пор не понимаю, как такое могло случиться? Ну, прямо колдовство, и только. Но ничего, она мне еще заплатит! Теперь-то я знаю, что это она подстрекает девиц к неповиновению.
36
В день двадцать первого сентября вечерняя газета дала заголовок на всю страницу:
В ГОРОДЕ ПРАЗДНИК – ВЕСНА И МОРЯКИ
В баре «Цветок Сан-Мигела» ещё вчера, до известия о вторжении в Баррокинью полицейских инспекторов Управления по делам Игр и Нравов и до воинственного призыва Налии Кабаре закрыть корзину, студент Камил Шамас возмущённо и горячо осуждал всех, кто раболепствует перед европейцами и среди сентябрьских бразильских ливней объявляет весну, кто наряжает детей зайчиками по случаю Пасхи и в знойный бразильский декабрь ставит рождественские елки и украшает их ватой, изображающей снег.
– Нам только остаётся надевать меховые шубы и дрожать от холода! Завтра вы станете свидетелями шествия школьников, провозглашающих приход весны. Чистый колониализм. Хоть бы пошёл проливной дождь.
Студент, изучающий социальные науки на факультете философии, кассир в антикварном магазине своего отца на улице Руя Барбозы, рисовальщик-любитель, всегда мечтавший о выставках, успехе и славе, был твёрдым националистом и счастливым любовником Аналии. За столом в баре он распространялся против идиотского импорта иностранных обычаев, не имеющих никакого значения для Бразилии. В тропиках зима длится шесть месяцев, и все шесть месяцев стоит удушающая жара, говорить о весне и осени просто смешно. Смешно! Он встаёт и поднимает вверх указательный палец для пущей убедительности.
– Здесь царит вечная весна… – декламирует Том Ливио, актёр, ищущий театр, где бы он мог проявить свой талант.
Два рисунка Камила, иллюстрации к поэмам Телма Серры, задушевного друга и большого поэта (преувеличение, по мнению Тома Ливио), было опубликовано в воскресном приложении к одной утренней газете, и в том, и в другом случае авторы статей поздравляли его с началом славы, поднимая кружки с пивом в забегаловках припортовой зоны.
В конце вечера кружки богемы расходятся, одни идут спать домой, другие в пансионы к девицам, которые после обычного рабочего дня оставляют для своих любовников часок-другой времени. Иногда, когда у Аналии много клиентов, Камил ждет у церкви Розарио-дос-Негрос её условного сигнала. Аналия машет белым платком, и Камил спешит в заведение.
В ночь объявления войны Аналия оставила свой пост раньше времени и ушла со своими коллегами. Вместе с Камилом она обошла всю зону, оповещая проституток о решении закрыть корзины. Хлопая в ладоши, она веселилась.
– Благодаря этой истории с закрытием корзин я смогу посмотреть парад, посвященный весне. Я уже давно ничего подобного не видела. А вот когда жила в Эстансии, сама принимала участие в школьном параде. Так вот, завтра не упущу возможности посмотреть.
– Слабо развитая! – сказал Камил. – Пойдем вместе. Может статься, день будет хорошим.