Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага
Шрифт:
Под предлогом необходимости быть на факультете Камил оставил своего старика в его антикварной лавке в одиночестве и проводил день в обществе Аналии. Впервые за два года их связи Камил и Аналия весь день вместе. Как правило, они встречаются на рассвете, когда уходит последний её клиент, и остаются в постели до первого солнечного луча – Камил обязан просыпаться дома, пить кофе с родителями.
Взявшись за руки, они беззаботно, довольные жизнью, бродят по городу. Потом устраиваются на траве у Маяка гавани, перед тем выпив в «Амаралине» кокосовой воды и съев фасоль. Искупавшись в море, они сидят и смотрят на закат. Счастливые молодые
Они ничего не знают ни о событиях в городе, ни о приходе в порт Баии американских кораблей, ни о прибытии полиции в Масиэл, Пелоуриньо, Табоан – зону проституции. С пляжа, где они смотрели на закат, они поднимаются к Питубе. Прежде чем войти в ресторан Жангадейро, где они поужинают мокекой с пивом, Аналия попытала свою судьбу, взяв из клюва зеленого попугайчика бумажку:
Кто хочет выбрать себе жениха,пусть выбирает его по шляпе:если шляпа набекрень,значит, новобранцем он не станет.Они смеются безо всякой причины. Этот день закрытой корзины, когда, согласно календарю, в Баии празднуют весну, самый счастливый в их жизни.
43
В Управлении по делам Игр и Нравов комиссар Лабан Оливейра излагал план действий:
– Положитесь на меня. Я заставлю этих девок работать, чего бы это ни стоило. Или они прекратят забастовку через час, или я не Лабан де Оливейра и сменю своё имя.
При имени этом трепещут проститутки, сводники и сводницы, нарушители закона и даже невинные граждане – все, кому доводилось попадать в руки этого поборника морали и нравственности. В народе поговаривали о совершаемых полицией убийствах, о трупах, которые хоронили втайне, как о всяких прочих ужасах. Но найдутся ли подтверждающие документы содеянного, если вдруг газеты опубликуют некоторые из обвинений?
В этот вечер вид комиссара, вышедшего из себя, наводил ужас даже на его товарищей по работе. Взгляд его был устрашающим, иначе не скажешь. Впечатлительный инспектор Котиас, именуемый полицейскими слюнтяем, чувствует себя плохо и принужденно смеётся, принимая решения. Желудок что-то сжимается, к горлу подкатывает рвота. Он с трудом берёт себя в руки, старается взбодриться после вымучившей его встречи с сумасшедшей Бадой. Стараясь смягчить обстановку, джентльмен от полиции предлагает назвать операцию «Радость возвращения к труду». Однако уже упоминавшийся поэт Иеова де Карвальо чуть позже в репортаже, комментирующем события, назовет её «чудовищно злой насмешкой, достойной Гитлера и нацистов».
44
В баре «Элита», или «Гулящих», пусть называют как хотят, хозяина это не волнует, комиссар Лабан готовится провести последнее совещание своего штаба перед кампанией против мятежных сил порока; Камоэнс Фумаса, наркоман и торговец, пытается получить причитающиеся ему деньги за партию маконьи. С исчезновением Вавы детектив Кока потерял место, где мог спрятать такой товар и получить сумму для пятидесятипроцентного аванса. Остальное после получения долларов от моряков, которые хорошо погуляют по берегу. Доллары! Мечта о них улетучивается, как дым, и всё из-за чёртовых девок. Комиссар устремляет устрашающий взгляд на наглеца, осмелившегося попросить денег, но того не так-то просто испугать: он в дыму наркотика.
В разбитом «бьюике»,
– Скройся с глаз моих! – кричит комиссар.
Но торговец маконьей чувствует, что не выдержит напряжения, если не закурит травку. Ему, пожалуй, следует вернуться в Бакальяу, обойти стоящих на посту, забрать свой товар, погрузить в «бьюик» и увезти. Но для храбрости надо выпить.
45
В то время как комиссар продумывает детали полицейской акции по срыву забастовки проституток, получившей столь красивое название «Радость возвращения к труду», слухи, одни других тревожнее, порожденные сообщениями радиостанций, ползут по городу.
Популярный спортивный комментатор Нереу Вернек в вечернем сообщении после всех спортивных новостей и перечисления видов спорта, практикуемых моряками американской эскадры, и сообщений, что на одном из кораблей, ставших в порту на якорь, есть чемион по боксу в лёгком весе, сообщил о забастовке увеселительных заведений, отведя ей немало времени.
Он говорил так драматично, будто комментировал напряжённейший момент футбольного матча: если усилия полиции окажутся безрезультатными, а женщины будут стоять на своём, то, по образному выражению комиссара Лабана, морякам ничего не останется, как любоваться своими кораблями, и что тогда? А тогда может случиться всё что угодно. Привыкший комментировать захватывающие состязания, Нереу Вернек рассказывает, аргументирует, предполагает. И все это взволнованно, страстно.
Скопление военных в припортовой зоне не ведёт ни к чему хорошему. Могут начаться беспорядки, кровопролитие. А когда в порту иностранцы, то угроза возрастает, ведь драки зачастую вспыхивают между гостями и хозяевами, местными военными. Комментатор приводит примеры из прошлого, вспоминает военные годы.
– Чего ждать? – спрашивает он. – Когда сошедшие на берег и жаждущие повеселиться моряки, не найдут, ни с кем, ни где это сделать? Надеяться на то, что они вернутся на свои корабли, бесполезно. Попав в город, они, скорее всего, будут преследовать женщин на улицах, врываться в частные дома и позорить семьи. В прошлом уже такое бывало.
Все эти вопросы и ответы повисают в воздухе, страх поселяется в душах мирных жителей города, дома запираются, паника нарастает.
46
Депутат муниципального совета Режиналдо Паван не упускает случая показать себя, заставить звучать своё имя, укрепить свой авторитет. Он не может смотреть на микрофон равнодушно, не пытаясь использовать его. Будучи пустозвонным болтуном и малограмотным политиканом-мошенником, он трещит по любому поводу, только бы было кому слушать. Где ещё он мог быть в этот вечер, когда бастовали проститутки, закрыв свои корзины?