Терминатор 1965
Шрифт:
Решив с гражданином Вавиловым, три вечера отлавливал свидетельниц той драки Маргариту (Марию) Дульцеву и Анжелику (Анну) Акиньшину, шныряющих в поисках женихов и развлечений по столице. Перехватил на подходах к женской общаге, не вдаваясь в подробности приобнял (зафиксировав ладони на руках девичьих оголённых) и впервые решил попробовать работу Контакта сразу на двух особях, благо барышни одинаковые до удивления, что одна, что вторая – тупые и жизнерадостные. Гипносеанс прошёл неожиданно хорошо, наверное, удачно «сложились» биополя донорш, у которых «тырились»
Пока сражался за свободу (фигня, конечно, даже условный срок не просматривался, максимум штраф и общественное порицание) партком «ЗИЛа» выпнул драчливого оформителя в командировку в подшефное хозяйство в Зарайском районе, лозунги малевать и доярок щупать. Стукалов шепнул, что Аркадий Иваныч всё уладит в лучшем виде, а чтоб милиция не дёргала понапрасну и до суда дело не дошло, надо уехать «по работе», заодно получив прекрасную характеристику. Ну, и ладно, поживу в Подмосковье, самое отпускное время там проведу – июль и часть августа захвачу. Перерабатывать точно не буду, с моими-то талантами убеждения…
Так оно и оказалось, пока геройствовал на сеновалах с прекрасными пейзанками, рисуя их ню, аки Кустодиев, дело прикрыли, так и не начав. Должен Вольскому буду, а как же.
Вернувшись в столицу позвонил по оставленному Высоцким телефону, трубку взяла мать поэта.
– Нина Максимовна, здравствуйте, это Игорь Никитин, Владимир просил как приеду в Москву ему обязательно перезвонить.
– Игорь? Никитин? Простите, не припоминаю.
– Художник с «ЗИЛа», песню написал про Володю. «Канатоходец» называется.
– Ой, Боже мой! Вы тот самый Игорь?!
– Тот самый, это который?
– Ой, знаете, сколько Володя про вас рассказывал?
– Да мы знакомы то шапочно, раз поговорили да пару раз накоротке здоровались.
– Игорь, не теряйтесь больше. Володя столько о вас говорит, какой вы талантище, такая мощь. А когда «Канатоходца» исполняет – слёзы на глазах, да и у половины слушателей глаза на мокром месте. Гениальная песня, именно про Володю. И как вы угадали!
Чёрт, стыдоба, стыдоба какая! Украл песню и за это хвалят обворованные. Зигзаг судьбы, однако.
– Скажите Владимиру Семёновичу, как у него время свободное появится, хотелось бы встретиться.
– Конечно, конечно. Володя будет так рад. Его сейчас не застать на месте, как на крыльях летает, свадьба дело серьёзное!
– Как уже свадьба? И власти дали разрешение на брак с иностранкой?
– С какой иностранкой?
– Ну с Мариной Влади.
– Ох, молодой человек, не слушайте сплетни да ещё по испорченному телефону. С Танечкой Володя расписывается, с Иваненко, актрисой Таганки.
Опаньки! Вот так удружил барду; «кодирнул» от пристрастия к змию зелёному, «вложил» сил и энергии…
Про роман Высоцкого с Татьяной Иваненко, разумеется, знал из «прежней жизни». Но чтоб так радикально всё изменилось в судьбе Семёныча. Получается, прекратив бухать Высоцкий начинает новую жизнь и иные отношения пошли с любимой женщиной. А с Влади, выходит и не встретился. А может и встретился, да уже не случилось «искры». Так-так-так, пока я в зиловском колхозе прохлаждался, вона что в столице-то творится, творится в столице…
Глава 18
Сентябрь 1967 года запомнился «квартирняком» у счастливого молодожёна Высоцкого и безумным сексом с врачом заводской медсанчасти Татьяной Ивановной Михайленко. Началось с того, что чертовски не хотелось ехать на картошку, и так половину лета молочко парное дегустировал недалече от замечательного города Зарайска, преизрядно поднадоела пастораль. А ещё месяц в походно-полевых условиях грязь месить – да лучше уволиться. Нет, зиловская молодёжь как раз рвалась подмогнуть колхозникам: гитары настраивали, водку и книги в рюкзаки забивали, романтики хреновы. Но я не из энтузиастов, потому пошёл за справкой, благо любую болячку могу изобразить и температуру тела поднять градусов до 39–40, делать нефиг, даже с термометром терминатору химичить не надо. Ах, каков оборот нечаянно сложился, – «терминатор с термометром», ай красава поэт-оформитель!
Но только глянул на доктора Таню и пропал. Тридцатилетняя зеленоглазая блондинка (обычно у брюнеток такие изумрудные глазыньки) с задорно-упругим (даже визуально – упругим) третьим номером. Мечта поэта и попаданца!
Ради спортивного интереса, ну и дело чести, «Слияние и Контроль» не задействовал, на личном обаянии пошёл на приступ, за что и был награждён хорошей такой оплеухой. Ясен пень – хоть реакция раз в 20 быстрее среднестатистического землянина, но принять пощёчину пришлось стоически.
– Ах, Татьяна свет Ивановна! Простите великодушно, но не мог от поцелуя удержаться, уж больно вы обворожительны. Да и за справку отблагодарить захотелось.
– Справку отработаешь, Дон Жуан из пищеблока. Видел стенды в коридоре?
– Намёк понял! Готов приступить прямо сейчас. Картина первая: строгая доктор Таня в коротеньком белом халатике, со здоровенным уколом, ну который Моргунову вставили в «Кавказской пленнице»…
– Кое-кому мозги пора промыть шприцом Жане, – Татьяна разулыбалась, – видела твои рисунки, изврашенец, в три дня чтоб оформил все пять стендов, иначе поедешь не картошку а брюкву собирать в такую Тмутаракань, я в профкоме связи имею…
Через сутки народ слегка пострадавший на производстве не к докторам-медсёстрам спешил, а в коридоре разглядывал полчища страшных микробов и прочих вирусов, наступающих на человеческий организм. Противостояли гадам отважные таблетки, микстуры в пузырьках и «доктор Шприц» (не Жане). Особенно зиловцам понравились картины, рассказывающие о вреде алкоголя и табакокурения. У выпивох и подружки были страшные и морщинистые, эдакие старушонки-алкоголички на ножках кривеньких. Слесарь шестого разряда Степан Портнов, пришедший в медсанчать оформить бюллетень из-за содранного ногтя, признал в одном из алкоголиков себя и громогласно пообешал художнику «глаз на жопу натянуть».