Терминаторы
Шрифт:
– Жаль, что мы не можем чем-то их пугнуть, - заметил я.
– Это могло бы избавить Клер от их присутствия, а мне удалось бы за ними проследить. Насколько я понимаю, ты не будешь возражать против того, что сейчас я говорю в единственном числе? Иначе мы опять рассоримся.
– Я готов терпеть до самой могилы, - улыбнулся он, но тут же снова стал серьезен.
– Ты действительно считаешь, что меня вышвырнут отсюда, если мне захочется осесть в этих краях?
– Все будет зависеть от обстоятельств твоей отставки, - сознался я. Если она произойдет с согласия и одобрения Гаффера, тебя могут оставить в покое.
– Хотелось бы верить, - нахмурился Уэйнрайт.
–
– Это меня не удивит, - недобро усмехнулся я.
– Но если Клер узнает, останется только уповать на Божью помощь.
– Ты хочешь сказать, что выхода нет?
– Нет, раз уж тебе приходилось на них работать. Могу напомнить ещё кое-что. Ты, вероятно, это знаешь, но боишься признаться самому себе.
– О чем ты?
– В действительности никто не может выйти из Дела. Это как наркотик. Его можно ненавидеть, можно преодолеть эту привычку... или думать, что с ней покончено. Приходит день и кто-то просит тебя об одолжении, а ты заявляешь: "Нет, брат, я видел свет, я спасен". Потом ты размышляешь, точнее говоря, оправдываешься перед собой - патриотизм, ненависть к Ним и так далее. И не успеешь оглянуться, а тебя уже нагрузили ушлой работенкой. Ты говорил, что я сделал это ради денег. Ну, в какой-то мере ты прав. Без чека я определенно и пальцем не пошевелю. Это подорвало бы мое профессиональное реноме, а эта штука слишком много значит. Так что чек это ещё не все.
– Не отталкивай меня, - с чувством продекламировал он, - тогда сможешь совместить патриотизм и деньги одновременно.
– Хотел бы я знать, так ли это.
– А я нет. Не люблю гадать.
– Чушь. С чего ты взял, что Гаффер не даст тебе уйти? Будь ты растяпой, тебя уже давно бы с треском вышибли. С соответствующими мерами против утечки информации, конечно.
– Хочешь поднять мой моральный дух?
– Нет, с какой стати? Я тебе ничего не должен. Если говорить начистоту, ты мне тоже не нравишься. Противно видеть, как бесцельно пропадают талант, опыт, годы тренировки! Терпеть не могу, когда этот старый ублюдок Гаффер так издевается над человеком. Вот и все, дошло до тебя? Ты терпеть не можешь эти отчеты. Я от них тоже не в восторге. В нашем Деле нет ни одного человека, который не был бы с этим согласен. Но не надо перегибать палку. Он просто проверяет все и вся - пядь за пядью. Эту технологию он позаимствовал у Военно-воздушных Сил во время Второй Мировой. Мне приходилось сталкиваться с бывшими пилотами-истребителями, которые тоже прошли через это. Руководству требовались реальные цифры вражеских потерь. Недооценка сил противника могла стать роковой. Поэтому если по возвращении с боевого задания парень утверждал, что сбил троих, над ним посмеивались, обзывали, буквально издевались. Если у него были хоть малейшие сомнения в своей правоте, он давал задний ход, а если был абсолютно уверен - твердо стоял на своем. Некоторые пилоты теряли самообладание, доходило даже до мордобоя, но только настоящий параноик после подобной мясорубки мог выдавать желаемое за действительность.
– Ты действительно предан нашему делу? Раньше и я с издевкой спрашивал об этом, но теперь не до шуток, - медленно выговаривая слова, сказал он.
Мне стало не по себе, но я ухитрился неуклюже кивнуть и невнятно пробормотать:
– Ну... гм... возможно и так. Ведь это кое-что для меня значит. Господи, я всегда буду повторять - дело важнее проблем одного человека. Как хочешь, если уж так приперло, уходи... Но я абсолютно уверен, что тебе не удастся полностью вычеркнуть это из своего сознания.
Я действительно
Глава двенадцатая.
Молодой организм Уэйнрайта быстро восстанавливал силы. Время от времени мне приходилось делать ему перевязки, и я старался пару раз в день его накормить. Поэтому уже к вечеру он значительно воспрянул духом. Пожалуй, даже чересчур, поскольку бездействие стало давить ему на нервы, и он становился все более раздражительным.
– Что ты собираешься предпринять?
– поинтересовался он.
– Поеду в госпиталь и увижусь с ней.
– Хорошо. Когда мы отправляемся?
– Не пори чушь. Ты ещё не в форме.
Старая шарманка закрутилась по второму кругу, со стороны могло показаться, что наше соглашение вновь оказалось под угрозой.
– Неужели ты надеешься провернуть это незаметно?
– недоумевал он.
– У меня есть свои способы.
– Последний раз их почему-то не нашлось, о чем убедительно говорит твоя физиономия, - не унимался Уэйнрайт.
– Просто от меня отвернулась удача.
– Возможно, но если она снова тебе изменит, то в ход пойдет оружие.
– Придется рискнуть. Клер может быть самой самостоятельной женщиной в целой Азии, но сейчас она чувствует свою незащищенность. Хотя ей хотелось бы держать нас подальше от этой заварухи, от одного сознания нашей поддержки Клер будет спокойнее.
– А ты ещё хотел на этом сделать деньги!
– Хватит ребячиться.
– Ладно, но я тебя, ублюдка, насквозь вижу.
– Ну, ладно. Можешь что-нибудь предложить?
– Отправимся вместе.
– Двадцать миль, да ещё в темноте? Ты просто будешь тормозить все дело.
– Ты же говорил про пони.
– Они только для меня и Сафараза; ему придется их сторожить, пока я буду в госпитале.
– Сам же говорил, что возьмешь в деревне ещё одного.
– Не выйдет. Я говорил со старостой. У них только ослы, которые не смогут поспеть за пони.
– А ты уже все обдумал, верно?
– не сдавался Уэйнрайт.
– Ладно, тогда пусть Сафараз останется здесь, я займу его место.
– А когда мы туда доберемся, снова вспыхнет перепалка, поскольку тебе захочется проникнуть внутрь.
– Почему бы и нет, черт возьми?
– он встал с койки и пару раз присел.
– Я в отличной форме.
– Мне известен план госпиталя, а тебе нет.
Это могло продолжаться бесконечно, но в конце концов я буквально сразил его обычным вопросом.
– Хочешь что-нибудь передать?
– с невинным видом поинтересовался я, когда на закате мы с Сафаразом стали собираться в дорогу.
– У меня нет ничего, что можно тебе доверить, - кисло буркнул он. Тем более тебе вряд ли удастся подойти достаточно близко, чтобы передать мои слова.
– Хочешь пари?
– прищурился я.
– Мне придется дождаться пока Клер ляжет спать, затем я проберусь в её комнату. Ничего страшного. Я там уже бывал.
Его полный ненависти взгляд ещё целый час вызывал у меня самодовольную усмешку. Только час, потом у меня хватило других проблем.
От деревни тропа миль пять шла под уклон, затем спускалась в широкую изолированную долину. Прежде, чем начать снова взбираться к госпиталю, мы увидели внизу огоньки. Четыре светящихся точки разместились по углам воображаемого квадрата, попарно по обе стороны тропы. Поначалу я принял их за костры пастухов, но Сафараз категорически отверг такую версию: в это время года те уже опустились ниже границы снегов и ушли на зимние пастбища.