Терновый венок надежды
Шрифт:
Виновато молчим, перебирая жуткие догадки и мысли.
– Вот и спрашиваю вас, - уже более спокойно продолжила та, - кто был настолько безрассудным? Да мало того, еще и не предупредил нас, что это содеяно.
И вновь наше пристыженное безмолвствие...
– Матуа?
Нервно хмыкнул мой друг. Взгляд в глаза монахине.
– Нет, конечно.
– Виттория? – ехидно улыбнулась женщина, с дерзостью намекая на мое безрассудство.
Гордо выпрямилась я, невольный, полный презрения взор ей в глаза.
– Не скрою, на этот счет я давно думала. Но решила подождать, пока Жозе станет мудрее и собранней.
Ухмыльнулась старуха, прожевала эмоции. Перевела очи на Колони.
– Асканио?
– Нет, - торопливо ответил тот.
– Ясно,- ядовито облизалась и повернулась к моей дочурке. – Тогда еще проще, значит, там был кто-то, кто тебе помог. И, Жозефина, ты должна назвать нам имя. Такие правила.
На мгновение замялась, сжалась в негодовании, но решилась на слова:
– Я, никого, не видела, - мерно отчеканила в глаза, словно мантру. – Мы были там, только, вдвоем.
– А если, - вдруг вмешалась в разговор матушка Жаклин, отчего мы тотчас перевели на нее свои взгляды, - а если… это Доминик ее напоил?
Выстрел. Прямиком в голову. Мой разум вмиг заледенел.
Живо уставили свои глаза "на подсудимую".
Боль прокатилась по душе Жозе, отзываясь эхом во мне. Тягучие, нервозные рассуждения тихо внутри себя.
– Я не раз замечала неоднозначные взгляды их друг на друга, - вдруг вновь осмелилась на слова монахиня.
– Жозефина? Так как? –отозвалась Кларисса.
Взвесить за и против. И вновь выстрел...
– Нет.
Резкий, пугающий звук – посыпались стекла.
Тотчас сжалась Жозе в испуге, дрогнули и стальные присутствующие от внезапности происходящего. Одна только я замерла в полном, четком понимании. Жгучем, жутком осознании всей целостности картины.
Я УБЬЮ ЕГО.
– ВИТТОРИЯ! – вдруг гневно зарычала Настоятельница.
Разжались мои руки, сплыли с девичьих плеч.
Нервно заходила из стороны в сторону.
– ЧЕРТОВ УБЛЮДОК! СУКИН СЫН! Как? Как он посмел к ней притронуться? Убью! УБЬЮ, МРАЗЬ!
– ненависть жидкой лавой вытекала из недр моей души. И всей той больной, безрассудной любовью, которой я любила эту чертову дурёху, я ненавидела его. Ненавидела Бельетони. Уж лучше бы ты меня тогда убил, чем сейчас вот так раздирал, кромсал сердце.
Подонок.
– Виттория Колони! Успокойся, - вдруг гневно, приказным тоном закричал Луи.
Замерла. Замерла я на мгновение. Глаза в глаза. Отрешенное мое сознание удивилось его противостоянию. Но еще миг - и теряю последние нотки трезвости.
– Нет, ты понимаешь? Понимаешь? А теперь еще Жозефина и врет. Защищает его. Добился своего – усыпил бдительность.
– Она просто испугалась, - извращенно спокойным тоном произнес слова Матуа и нахально подошел ближе. – Нечего истерить здесь. Нужно подумать, зачем это ему. И что делать дальше. А то, что врет, защищает, поверила – и так понятно. Она же не знает всей правды. Никто ж из вас, любовных интриганов, не объяснил, почему вся Искья так рьяно ненавидит Бельетони, а Эйзем из Ордена своего основателя изгнал. Ведь так? Так?
Замерла, пристыжено опустила взгляд. Объяснять? он позарился на святое. На мою единственную, какую никакую, но дочь. На мою Жо. Сердце выдеру, сама умру - но не отдам!
– Жозефина, - вдруг отозвалась Кларисса. – Прости, что раньше тебе это не рассказали. Глупо… было надеяться, что сама поймешь истинное безумие и неуравновешенность Доминика. Отвернешься от него, - тяжелый вздох.
– Бельетони. Еще задолго до Искьи… был основан Эйзем (мной - Клариссой, матушкой Жаклин, Марией, Марселем и тем же Домиником). Монастырь, как убежище для обездоленных и бедных. Тех, кто мечтает найти покой. Вечный покой, на этой земле. При жизни. Да, вампиры и полукровки существовали уже тогда. Но без конфессий и поклонений… тому или иному божеству. Одиночки, лишь изредка объединенные под чьим-то началом, началом Древних, - вот истинное лицо былого устоя.
Велись войны, постоянные, вечные рати, без разбора… Делились территории, люди (как снедь и прислуга), среди бессмертных – сторонники, как поддержка моральная и физическая. Вой-на.
Эйзем стоял в стороне, пока однажды кто-то, кем-то, было не придумано, измышлено, что этот монастырь – в будущем огромная угроза для единоличной власти бессмертных – рьяные преследователи человеколюбия и смиренности не поддержат деспотические начала Древних.
Разгромлен, уничтожен, стерт с лица земли (лишь немногие остались – из двухсот тысяч – не больше десятка). Доминик тоже выжил… Но это уже был не тот Бельетони, что раньше. Нет. Обиженный, отчаянный, разгневанный, потерявший связь с добром,… он стал убивать.
Не разбирался уже, кто виноват. Не искал ни зачинщиков, ни бунтарей, ни идеологов.
Убивал. Убивал всех вампиров и полукровок без разбора. Не раз жертвами ставали и простые, невинные люди. Убивал – высасывал кровь… (забирая способности); становился сильнее.
Если бы не Искья, кто его знает, что бы за чудовище вышло из Бельетони. Обет Ордена Вампиров, обет строгих правил, полного повиновения, подчинения; приоритет справедливости над чувствами и желаниями – вот цена договора, за которым вурдалаки могли укрыться от безумия Доминико Роберто Джованни. Сила Божества Искьи (или, как некоторые считают, самой Виттории) – внушительная гарантия, что всех, кто ослушается основного Закона, – казнят. Эйзем, от имени полукровок, и в свою очередь тоже дал клятву … этому демону. Ведь уже тогда, хоть еще и состоял в одной упряжке с нами, Доминико, но был давно уже… чужим и неподвластным. Бельетони согласился на такой уклад. Но не долго счастье было. Что-то, где-то,… опять туда-сюда,… - и перешли дорогу Доминику. Да понеслась кровавая… Все, кто был вне Конфессий, – погибали, как личинки на солнце. Эйзем и Бельетони перестали быть совместимыми. Окончательно. Отрекся (правда, кто от кого – не известно). Отдельное звено.
Единоличный сударь со скипетром судьи. Попытка у Фемиды отобрать весы. Прошло полтора века, прежде чем Бельетони снова пришел в себя, и не нашел силы... прощать. Успокоился.
И я простила. Простила, взяв с Доминика обещание - держаться и не убивать хотя бы… без весомой на то причины. А на днях, на днях он снова убил. Нарушив все клятвы.
Удивленно дрогнула я, узнав страшную... еще больше будоражащую кровь, тайну.
– Неужели, он снова решил воевать? – несмело отозвалась более смиренным, нежели доселе, тоном. Глубокие, полные тревоги, рассуждения.
– И сколько раз такое безумие на него будет находить – а мы будем прощать?