Шрифт:
Странное дело с инженерами. Как бы отлично ни учился будущий инженер, а квалификацию получит только низшую. Даже отличник!
Николай Сошкин имел образование инженера III категории. То есть, выучился он жадно, овладевая знаниями и прямо и попутно. И теперь он мог бы … многое.
Даже больше.
Но должности свободной не отыскивалось, и потребность в работе толкала его в попутные профессии.
Потом помощником прокладчика кислородной трубы в больнице.
Потом помощником мастера холодильных установок.
Потом… еще и еще помощником, помощником.
Помощником!
Осознанием своих возможностей Николая разрывало, будто внутри в нем под давлением кипела и бурлила мозговая лава идей, и только обстоятельства не пускали ей извергнуться в атмосферу потоком изобретений и усовершенствований.
И, одолевая препятствующие обстоятельства, Николай устремлялся к свободе, к независимости от малообразованных начальников, у коих в помощниках он провел годы. Поэтому приходилось часто менять работу, в надежде чудом неким войти в должность инженера, чтобы уж вырастить свой профессионализм, наконец, до первой категории, чего без должности не достичь.
Да и вообще…
Трудности инженера Сошкина сгустились в его душе в ощущение большого жизненного противоречия. Будто надел он новенькую робу инженера, но наизнанку. А там клетчатая подкладка и воротник в горошек. Вот и ходи так, соответствуй призванию!
Неужели Бог не упорядочивает и Сам Себе противоречит? Неужели так и нужно жить на Земле – выучиться с отличием ввиду тяжелейшего приложения труда, чтобы потом подавать какому-нибудь очередному дяде Мите ключ, или «врубать» тумблер по команде какого-нибудь Петровича?
Неужели Господь не видит, как криво вывернуло логику во всей этой конструкции? И… неужели Бог – не инженер!?
Такой мысли Николай, впрочем, в своем уме вслух перед собою не произносил. Ибо мысль сия была немыслима.
Наконец, бродя по предприятиям города, дошел он и до Коммунхоза, где ему обещали место главного инженера. Если, правда, поработает он инженером обыкновенным и повысит квалификацию.
Николай даже вздохнул полногрудно с каким-то воистину божеским успокоением, отслужил с батюшкой благодарственный молебен и вообще… Почувствовал, наконец, как логически-противоположные части конструкции сливаются в замысловатую гармонию.
Слава Богу!
Но реальность, как всегда, развернулась бесформеннее и до отчаяния непонятнее: организация оказалась крошечной, Николая поставили, как витиевато выразился начальник, оператором задней загрузочной конструкции. Проще говоря – мусорщиком.
Николай стоял на специальной площадке сзади оранжевой мусорной машины, похожей на небольшой космический контейнер, водруженный на вполне земной Камаз, и выскакивал возле каждого адреса по ходу движения машины. Здесь он быстро подхватывал пакеты и мешки с объедками, обломками и обжитками, и забрасывал в зловонное чрево приемной конструкции.
Вначале работа казалась инженеру Сошкину унизительной. А потом… унизительной вдвойне.
И не только потому, что должность разнорабочего оскорбительна для самой идеи инженерной науки, ибо не несла в мир ничего, а предполагала только действия по готовой схеме.
Но и потому, что из двух мусорщиков один назначался старшим. И это был его напарник – Кривяков, который не имел, наверное, даже дошкольного образования, был дурно воспитан и всегда едко вонял. И ядреным, многолетним потом никогда не чищенной робы, и гниением мусора, к которому давно принюхался, и вчерашним перегаром, усиленным сегодняшними парами аптечного спирта.
Посему работа такая казалась Николаю Сошкину унизительнее, чем само унижение.
«Для чего, Господи?» – вопил он в своем сердце и даже близко не подбирался к объяснению такого нелогичного положения. Неужели он зря учился? Неужели не может творить и делать то, что любит, что воспитало бы в нем восхищение Божиим мироустройством, а не это… м-м.. отвращение. Неужели нельзя просто! делать! свое! дело?
Но, ответа не поступало.
Даже больше того: когда Кривяков превышал лечебную дозу медицинского спирта, он уже из кабины не выгружался, опасаясь толстым мусорным мешком свалиться на обочину, а сидел в кабине с водителем – старым своим приятелем и таким же «Кривяковым», но, ввиду строгости закона, трезвым.
Конец ознакомительного фрагмента.