Терра инкогнита
Шрифт:
Я поинтересовался у гида, можно ли брать воду из фонтана, и если нет, то когда ее нам доставят из расчета по две сорокаведерные бочки в сутки. Потом уточнил, когда и куда будут подвозиться продукты для прокорма меня и моей свиты и сколько за них надо заплатить. В ответ с некоторым удивлением услышал, что мы — гости его святейшества и, значит, кормить и поить нас положено бесплатно, то есть на халяву.
Арауканы уже разворачивали полевую кухню в нише за фонтаном, и я сказал, что нам вообще-то не помешают и дрова для нее. Шталмейстер заверил меня — они будут, и сообщил, что папа примет меня в три часа пополудни следующего дня. Наконец, два раза переспросив,
Шестиколесник и трицикл мы подогнали к самой двери. У меня даже мелькнула мысль попросить у шталмейстера цепи и приковать их, но потом я подумал, что и так наш транспорт вряд ли сопрут: все-таки на каждом стоит противоугонка. Да и не факт, что уже в восемнадцатом веке в Риме процветает воровство мопедов, — это ведь на самом деле не очень просто, тут нужен опыт и соответствующие инструменты.
Глава 30
Его святейшество Иннокентий Двенадцатый сразу напомнил мне кого-то давно и хорошо знакомого, а через пару секунд я понял, кого именно. Кардинала Ришелье из «Трех мушкетеров»! Была у меня в будущем красненькая такая книжка с хорошими иллюстрациями, из серии «Библиотека приключений». И даже не сразу бросилось в глаза, что папа был существенно старше. Впрочем, может быть, тому причиной полумрак в его кабинете, где он принимал меня. За недостаток света папа уже извинился, сказав, что последний год у него болят глаза. Так как я уже слышал про это, то в числе прочих подарков понтифику были и зеркальные солнцезащитные очки.
Кроме них я преподнес святому отцу большой алюминиевый крест с драгоценными камнями, рубин весом сорок пять граммов и сапфир раза в два поменьше. Как ни странно, больше всего папу заинтересовал крест. «Чего он там высматривает? — с некоторым беспокойством думал я. — Ведь этот крест Мерсье лично делал почти две недели! Вроде все должно получиться идеально».
— Скажите, а каковы основные постулаты австралийской христианской церкви, отличающие ее от католической? — поинтересовался Иннокентий, оторвавшись от изучения креста.
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Моя теологическая грамотность, она… как бы это помягче сказать… оставляет много места для совершенствования, вот. Хотя одну разницу я уже заметил — у нас богослужения ведутся на австралийском, а у вас на латыни.
— Мы не считаем себя вправе отходить от того языка, на котором святой апостол Петр проповедовал первым христианам Рима, — просветил меня папа.
— Вот-вот, а нам, то есть австралийцам, свет веры принес святой апостол Фома, и делал он это на австралийском языке, так что с тех пор у нас сохранился такой порядок.
— И именно такую форму креста тоже указал он?
— Разумеется! — подтвердил я.
Не говорить же, что на самом деле этот крест был придуман лично мной, причем из соображений минимализма. Две балки — и все, никаких перекладин или там надписей снизу или сверху. То есть я изначально проектировал предельно простое в производстве изделие. Фигура же распятого Христа была накладной и производилась по образцу католического распятия, приобретенного мной по случаю лет за пять до путешествия в прошлое.
— Я слышал про ваше искусство запечатлевать мгновения на стеклянных пластинках, — осторожно начал папа. —
— Увы, — вынужден был я огорчить святого отца.
На самом деле у меня, конечно, была мысль изготовить подобный фоторепортаж, но, подумав, я от нее отказался. Ибо невозможно сделать его так, чтобы он не противоречил ничему основополагающему во всех европейских конфессиях. И значит, обязательно начнутся беспочвенные обвинения в подлоге, потому как иначе придется признать, что сами что-то там веками изображали неправильно. А оно нам надо? Так что пояснил папе:
— Не так уж много австралийцев в то время пребывали в Риме, а уж далекая провинция Иудея, где все происходило, и вовсе не привлекла ничьего внимания. Но фотографические снимки первого австралийского пастыря, апостола Фомы, который вошел в нашу историю как святой Фомен, разумеется, сохранились.
Я подал его святейшеству пачку черно-белых фотографий, в процессе изготовления которых фотошоп почти не применялся. Потому как повседневная одежда Иоанна Павла Второго, то есть нечто белое и с какой-то тюбетейкой в качестве головного убора, ничуть не напоминала малиновой мантии сидевшего передо мной Иннокентия, да и на портретах прочих пап этого времени фигурировали совсем другие фасоны.
Понтифик перекрестился, потом долго рассматривал снимки и, наконец вновь осенив себя крестом, вернул их мне.
— Ваша фотография — великое дело! — резюмировал он. — Далеко не каждый художник сможет так передать несомненную святость в самых, казалось бы, обыденных ситуациях.
Тут я был полностью согласен с собеседником, потому как предпоследний папа действительно имел очень располагающую внешность. И снимки я выбирал самые лучшие.
— Вообще-то в нашем багаже есть и фотоаппарат, — решил я развить тему, — и мне хотелось бы запечатлеть для истории ваш образ. Кто знает, может, через несколько столетий очередной папа, рассматривая ваши изображения, скажет что-нибудь подобное и про вас.
Что интересно, Иннокентий не стал ломаться и изображать приступ скромности, а спросил, устраивает ли меня послезавтрашний день, ибо ему нужно подготовиться. Меня устраивало: все равно в Рим из всех приглашенных лиц пока явился только француз, да и то это был не король и даже не потенциальный наследник испанской короны Филипп Анжуйский, а какой-то неизвестный мне герцог д’Аркур.
А понтифик тем временем перешел к теме, ради которой, как я понял, он и пошел на встречу со мной.
— Есть ли на территории Австралии католические общины? — спросил он.
— В Австралии все есть, — чуть исказил я известное изречение, — в частности, в Ильинске живут два католика-француза и около сотни испанцев. Но своего священника у них пока не имеется.
Папа правильно понял слово «пока» и поинтересовался условиями, на которых туда могут быть направлены соответствующие лица из Рима. Можно ли им, например, заниматься миссионерской деятельностью?
Я ответил в том смысле, что в Австралии можно заниматься всем, что не противоречит ее законам. В частности, никто не возразит против пропаганды католичества, но только до тех пор, пока она ведется с должным уважением к другим конфессиям, уже присутствующим на земле империи. То есть говорить, что такая-то вера истинная, можно без ограничений. Заявлять, что она самая истинная — это уже позволено только в кругу единоверцев. А утверждение, что все остальные веры ложные или еретические, уже предполагает ответственность вплоть до уголовной.