Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения
Шрифт:
Фукудзава Юкити
Как происходило знакомство европейцев с японской природой? Помимо отзывов не слишком многочисленных путешественников европейцы узнавали про Японию и ее природу через гравюры, фотографии и открытки. Кроме того, кое-какие японские растения были интродуцированы в Европе, японский посадочный материал пользовался там устойчивым спросом (например, это касается лилии, некоторых видов хвойных пород). Особой популярностью пользовались хризантемы – европейские хризантемы казались лишь бледными подобиями японских, которые с удовольствием воспроизводили на своих полотнах Дега, Ренуар, Пикассо, Мондриан. Не случайно французский писатель Пьер Лоти назвал очаровательную героиню своего романа мадемуазель Хризантема. Разумеется, при пересадке на европейскую почву все символические смыслы, которые имела хризантема в японской культуре, были потеряны. Хризантема в Японии – это «мужской» цветок, символ бессмертных даосов-мужчин. Однако в Европе из символа долголетия хризантема превратилась просто в красивый цветок,
Огата Гэкко. Хризантемы
Огата Гэкко. Праздник хризантем
Поскольку похвастаться научно-техническими достижениями Япония тогда не могла, в экспозициях всемирных выставок японцы делали упор на предметы искусства – изящного и садового. При этом в центре внимания оказался вовсе не миниатюрный бонсай. Зная пристрастие западной культуры к гигантомании, японцы опасались, что европейцы при виде крошечных моделей природы сочтут это дополнительным свидетельством ничтожности самой Японии. Кроме того, японцы тогдашнего времени считали, что в Европе ценят в природе естественность, а бонсай, который создается долголетними ограничениями в условиях роста (бедная почва, скудный полив, обрезание корней и веток), никак не попадал в категорию «естественности». Поэтому японцы старались демонстрировать на выставках такие растения, которые могли поразить европейцев невиданными для них размерами и пышностью. К числу таких растений относились японские хризантемы – высокие, с множеством (более тысячи) цветков на одном стебле. На конкурсе хризантем, проводившемся на Парижской выставке 1900 г., именно хризантемы, выращенные японскими садовниками, получили главный приз. Для японцев такое признание имело особый смысл, поскольку хризантема являлась гербом императорского дома, начиная с осени 1880 г. император ежегодно устраивал выставки хризантем, куда приглашал высокопоставленных иностранцев и японцев (аналогичная демонстрация сакур началась годом позже). Поэтому и показ хризантем на Парижской выставке был приурочен к дню рождения Мэйдзи – 3 ноября. Поскольку среди целей участия Японии во всемирной выставке значилось повышение международного престижа страны, то можно было считать эту задачу выполненной. На Западе же формируется стойкий образ Японии как «страны хризантем» [449] .
449
Сирохата Ёдзабуро. Кику то банкокухаку//Банкоку хакуранкай-но кэнкю. Токио: Сибункаку сюппан, 2004. С. 111–132.
Накадзава Хиромицу. Император Мэйдзи посещает выставку хризатем
Кое-какие японские растения стали выращивать и в Российской империи благодаря усилиям известного ботаника и путешественника А. Н. Краснова (1862–1914), который основал Батумский ботанический сад. Он трижды посещал Японию и много сделал для разведения на Кавказе дальневосточных культур, в частности чая и хурмы.
Природа Японии производила на европейцев глубокое впечатление, и японцы, почувствовав облегчение, приступили к осуществлению национального проекта под названием «Природа Японии». Он предназначался прежде всего для самих японцев: они остро нуждались в предмете гордости, который мог бы избавить их от комплекса неполноценности и поднять настроение. Кроме того, природа много значила в деле достижения национального консенсуса. И если политические идеи и лидеры служили предметом ожесточенных споров, то природу любили все японцы. Это был беспроигрышный вариант.
Японская хризантема, завоевавшая на выставке главный приз
В достопамятном 1894 г. в свет вышла книга Сига Сигэтака «Японский ландшафт» («Нихон фукэйрон»), в которой он заявлял, что природа Японии самая красивая в мире. Сига тоже не смог обойтись без ссылки на иноземцев: в начале книги он говорит о том, что все иностранцы восхищаются природой Японии и называют ее настоящим раем [450] . Собственно говоря, обоснованию этого иностранного тезиса и посвящена книга. Но ее адресатом являются вовсе не иностранцы, а сами японцы, которым следует с энтузиазмом присоединиться к мнению иноземцев.
450
Нихон фукэй рон. Токио: Иванами бумпо, 1999. С. 14.
Эта книга явилась результатом длительных размышлений автора – ведь именно с гимна японской природе начинает Сига свою программную статью, которая открывала первый номер основанного им журнала «Нихондзин». В этой статье особой похвалы удостаиваются горы, главным образом Фудзи и другие «спящие вулканы», имеющие форму правильного усеченного конуса [451] . Для многих японцев эта достающая до облаков гора являлась символом независимости Японии, уникальности ее природы [452] .
451
Нихондзин. 1888. № 1. С. 1.
452
Нихондзин. 1888. № 5. С. 39.
Сига Сигэтака
Обложка первого издания книги «Японский ландшафт»
Утимура Кандзо тоже говорил о красоте Японии, но эта красота, в его понимании, – красота страны, помещенной на географическую карту или на мандалу. Так, он упоминает о древнем сравнении Японии со стрекозой (акидзу). Утимура «достает» этот образ из сундука истории и говорит, что ему «нравится» название «стрекоза-остров». На обложке журнала «Нихондзин», в котором он часто печатался, в первые годы издания была изображена именно стрекоза на фоне сияющего солнца. Утимура описывает территорию страны, находя соответствия ее частям в стрекозином теле (напомним, что Нисикава Дзёкэн описывал Японию как тело дракона), выгнутом в направлении Тихого океана. Очертания Японии напоминают Утимура и облик Небесной девы (тэндзё или тэннё) – сверхъестественного существа буддийско-даосского пантеона, вошедшего и в японский фольклор [453] . Утимура, кажется, был первым, кто отважился на такое сравнение, которое раньше никому не приходило в голову.
453
Утимура Кандзо. Тидзинрон. Токио: Иванами, 2011. С. 153–155.
Утимура Кандзо приводит схематическую карту Японии, которая должна подтвердить его умозаключения. На этой карте представлен и остров Хоккайдо, который стал восприниматься как «японский» по историческим меркам совсем недавно и не изображался раньше на картах Японии. В данном случае он играет роль головы небесной девы. В случае со стрекозой карта-схема читается в широтном направлении, что до девы, то ее голова указывает на север. Подход Утимура Кандзо к географии весьма походит на работу художника, рисующего буддийскую мандалу. В обоих случаях ни один из элементов изображения не равен самому себе – все они являются лишь видимыми символами более важных сущностей.
Взгляд Утимура на территорию страны – это взгляд с Неба, который не фиксирует реальных деталей японской природы. Что до Сига Сигэтака – то это взгляд человека, обосновавшегося на земле, что сообщало его построениям особую убедительность.
Книга «Японский ландшафт» вышла в свет 27 октября 1894 г. и сразу стала бестселлером. Уже 20 декабря она была переиздана, а 2 марта следующего года вышло третье издание. Всего же до апреля 1902 г. книга выдержала 14 переизданий. Рецензенты не отставали от читателей: к 30 ноября 1894 г. в разных газетах и журналах появилось 50 рецензий на эту книгу. Популярность Сига Сигэтака была настолько велика, что журнал для детей и подростков «Мир детства» («Сёнэн сэкай») в октябре 1895 г. признал его наряду с Миякэ Сэцурэй и Токутоми Сохо лучшим литератором страны. Политическая элита тоже решила поощрить его. В 1895 г. он был назначен начальником департамента гор и лесов в Министерстве сельского хозяйства (1895), потом получил должность помощника министра по особым поручениям в Министерстве иностранных дел, много путешествовал за границу (в том числе совершил три кругосветных путешествия). В 1902–1903 гг. его дважды избирали от партии Сэйюкай депутатом нижней палаты парламента в своей родной префектуре Аити (на выборах 1904 г. его кандидатура не прошла, и Сига удалился от активной политической деятельности). Книга «Японский ландшафт» спровоцировала живую дискуссию, послужила отправной точкой для многих авторов, которые приступили к культурологической интерпретации природы Японии.
Схематическая карта Японии из книги Утимура Кандзо «Земля и люди»
Сига Сигэтака окончил сельскохозяйственный институт в Саппоро. Впоследствии он был преобразован в Императорский университет Хоккайдо. На время написания книги в Японии имелось всего два государственных высших учебных заведения: указанный институт и Токийский императорский университет. Сига считал себя географом (в институте не было преподавателя географии, и в этом отношении он был самоучкой), но «скучная» география вряд ли в состоянии пробудить такой интерес, который вызвала его книга. «Настоящие» географы считали это сочинение дилетантским. Причина популярности сочинения Сига Сигэтака состояла не в научности, а в публицистическом задоре – он был первым, кто во всеуслышание заявил: природа Японии не просто хороша, она прекраснее, чем природа любой другой страны мира. И это «открытие» вызвало шквал восторгов, подавляющее большинство рецензий было выдержано в исключительно хвалебных тонах.
Сига Сигэтака являлся продуктом двух традиций: с одной стороны, он был потомком самураев, его воспитывал человек ученый и, следовательно, Сига хорошо знал японскую литературно-художественную традицию, восходящую к эпохе Токугава, с другой – он окончил институт, где преподавание осуществлялось исключительно на английском языке в соответствии с западными естественно-научными установками. В связи с этим и собственное мировосприятие Сига, его сочинения и идеи несут на себе след как японского (литературно-художественного), так и западного (научно-позитивистского) наследия. Это ощущалось и современниками – во многих рецензиях на «Японский ландшафт» их авторы хвалили Сига именно за то, что ему удалось приблизить поэзию к науке, а науку – к поэзии. Собственно говоря, и сам он отмечал, что между поэзией и наукой не существует непримиримых противоречий, следует только привести эти два начала в гармоничное и сбалансированное состояние (с. 331) [454] . Сочетание (временами прихотливое или даже причудливое) науки и поэзии составляет одну из главных особенностей этого сочинения. Кто-то называл Сига японским Гумбольдтом, кто-то – японским Рескином… Все вместе это давало основания для того, чтобы назвать Сига настоящим, «эталонным» японцем.
454
Здесь и ниже ссылки на сочинение Сига Сигэтака приводятся в круглых скобках с указанием страницы по изданию: Нихон фукэй рон. Токио: Иванами бумпо, 1995.