Терракотовая старуха
Шрифт:
Я прислушиваюсь. Конечно, мне это только кажется: в прихожей шелестят голоса. Как листки, вложенные в новые папки. В них нет и не может быть ни нашего опыта, ни наших обглоданных цитат. Наши дети начинают с нуля. Так, словно до них ничего не было.
– Ой, да она, наверно, легла, – Александра щебечет шепотом. – Да, да. Передам. Конечно. Давай. Ну, пока.
Дверной замок щелкает.
– Не спишь? – дочь заглядывает в комнату. Усаживается на маленький диванчик, на котором спала в детстве. – А знаешь, что он еще сказал?
Я отвожу глаза, стараясь не встретиться взглядом с портретами. Как будто меня уличили в чем-то постыдном. В том, что следует скрывать.
– Если тетя Яна... – мне трудно произнести это вслух. – Может, ты и права. Пятнадцать лет. Действительно, много времени. В общем, если она не против, я тоже...
Дочь обрывает меня восторженным дикарским выкриком: йес!
В проверочном диктанте мой новый ученик допустил одну-единственную ошибку. Надо признать, меня это удивило: текст, извлеченный из загашника, был составлен не столько на правила, сколько на исключения.
– Ну, что ж... Для будущего абитуриента нефилологического вуза – очень впечатляющий результат.
На его месте любой другой бы обрадовался. Но Иван пожал плечами. Я почувствовала укол раздражения. Как тогда, на лестнице, когда он разглядывал меня с любопытством.
– Попробуем демонстрационные варианты? – я отложила красную ручку. – Начинайте с самого первого. Подряд.
Возможно, мне достался случай так называемой врожденной грамотности. При письме такие дети не допускают ошибок, но обычно не знают правил. Полагают, что им эти заморочки ни к чему.
Вариант 1. Часть 1.
А 1 , А 2 , А 3 ...
Он отвечал быстро и собранно. Не раздумывая, не дожидаясь моей реакции. Как будто меня здесь не было.
Его лицо оставалось спокойным, словно ему не было дела до того, что игра, в которую он меня втянул, заканчивалась с разгромным счетом. Уж себе-то я могла признаться: в глубине души я чувствовала растерянность, как будто согласилась на роль, не зная слов.
В дверь постучали прежде, чем я решилась признать свое поражение.
– Да, – Иван откликнулся недовольно.
– Простите... – она вошла в комнату. – Может быть, вы... чашечку кофе... – остановилась на пороге. В руках – полный поднос: сахарница, молочник, тонкая кофейная чашка. Смотрела на меня, улыбаясь оплывающими губами.
Прежде чем отвернуться, ее сын дернул плечом.
– А я ведь... – пристраивая поднос, она действовала с преувеличенной осторожностью. – Мы с вами – коллеги. Я тоже преподавала в школе. А потом... потом родился Ванечка. Но я... Я помню. И правила, и сочинения. Предлагала: давай позанимаемся. Но мой сын... он выбрал вас.
Последние слова эта женщина произнесла с болью.
Рука ее
– Ты. Нам. Мешаешь, – голос Ивана звучит глухо.
– Я? – она улыбается беспомощно. – Ухожу... ухожу... ухожу.
Я наливаю себе кофе. В игре, которую он затеял, я – на ее стороне. Потому что мы – коллеги. Потому что она преподавала в школе. Потому что меня не обманешь: книги, стоящие на его стеллажах, пришли из той жизни. Я оборачиваюсь к старым обложкам:
– У вас прекрасная библиотека. Надо полагать, ее собирала ваша мама?..
Остывающий кофе почти не пахнет. Знак вопроса я поставила машинально. Мне не нужен его ответ. Меня не собьешь механическими рисунками. Эка невидаль: обычный подростковый невроз. К тому же его овалы не похожи на мои лилии. Ничего общего.
– Ну что ж... – я разглаживаю на сгибе, откладываю в сторону – сборник экзаменационных упражнений. Обложкой вверх. – Диктант вы написали блестяще. Правила знаете. Вам не нужен репетитор. Хотелось бы узнать – зачем? Зачем вы меня пригласили?
– Я... – он прислушивается. Его мать идет по коридору: я слышу стук ее каблучков. – Потом. – Каблучки замирают под дверью. – По литературе? – Иван переспрашивает громко, как будто отвечает на мой вопрос. – По литературе мы проходим Гоголя. Мертвые души.
– Для русской литературы... – Почему я ему подыгрываю? – «Мертвые души» – важнейшая тема. На следующем уроке мы обязательно к ней вернемся. – Никакого следующего не будет... Я не позволю себя использовать. – Урок окончен.
Тук-тук-тук.
Каблучки затихают в глубине коридора.
Я складываю вещи.
Иван провожает меня. Стоит в прихожей. Ждет, пока я оденусь. В квартире, которую я тороплюсь покинуть, стоит ватная тишина.
– Нет, – он возится с неподатливыми замками.
Я поднимаю недоуменный взгляд.
– Про книги. Вы спрашивали про книги. Это – не она.
Вдоль тротуаров хохлятся горбатые иномарки. За ночь их накрыло сугробами. Я иду, оскользая на снежной наледи. «Тоже мне! Тайны Мадридского двора... Только этого не хватало... С чего он взял, будто я стану его союзницей?..»
Женщина, идущая мне навстречу, неловко взмахивает руками. Я отступаю в сторону. На этой тропке двоим не разойтись.
«Ну, выпила... Мало ли... – я подбираю объяснение. – Например, встретилась с подругой. Давно не виделись. Посидели в кафе...»
– Как мы с тобой? – Моя подруга тут как тут. – Ну, и куда двинемся?
Ничего удивительного. Ее сын слышал своими ушами: иногда она со мной разговаривает.
– Не знаю... – я замедляю шаги. Останавливаюсь у витрины. Манекены, нарядно одетые, смотрят пустыми глазами. – Может, в «Сайгон»?