Терракотовая старуха
Шрифт:
«Не-е, – она тянет. – За так – это зависимость. А тут... Мало ли, что случится. А он: не видел, не бывал, не привлекался».
Яна трет глаза. Под глазами серые тени.
«Может, куда-нибудь съездишь? Развеешься, – я меняю тему. Мне неприятно обсуждать Кузьминского. В сущности, он – мой проигрыш. – Ну, например, в Москву... Возьми детей. Например, на весенних каникулах».
«Поздно, – Яна встает. – Каникулы уже прошли».
«Прошли?! Господи, а я и не заметила».
Она оборачивается от двери:
«Значит, ты – плохой отец. Ну? – Стоит, покачиваясь: с пятки на носок, с носка – на пятку. –
«Денежки? – я вздрагиваю. – Чьи?»
Деньги, доставленные в сумке, заперты в сейфе. Они – наше спасение. Деньги. Никакая не красота.
«Ну, этого. Твоего Кузьминского. Которые заплатил за диваны».
«Как где? – я не понимаю вопроса. – Отдала Фридриху».
«Ну и дура. Для Фридриха 1000 баксов – тьфу! При его-то масштабах. А для нас – ого!»
«С ума сошла...» – я отвечаю слабым голосом.
«А что? Сказала бы: “Кузьминский хочет два комплекта”. – С носка на пятку. – Просто хочет». – С пятки на носок.
«Перестань, – я прошу. – Не надо так... качаться».
Мне Фридрих бы поверил. У меня безупречная репутация.
«Тебе он бы точно поверил. А мы на эти денежки...» – она заводит глаза.
«А если бы?..» – мои пальцы тянутся к горлу, нащупывают бусины. Катают, мнут...
«Да ни в жизнь! – она говорит уверенно. – Как ты себе представляешь? Явится и прямо с порога: ну что, получили мои честные денежки?.. Эх! – машет рукой, оглядывает обшарпанные стены. – Купили бы нормальную стиралку. Достало мучаться с “Малюткой”! Выжать, прополоскать, снова выжать – руки отваливаются, – Яна шевелит натруженными пальцами. – А эти... Полный цикл. Стирка, полоскание, о'тжим. Воет, как самолет... Ужас! – она рассказывает с восторгом. – А еще кухонные плиты. С автоматическим по'джигом... Раз, два. По-во-рачиваешь. Одновременно нажимаешь на кнопку. Вспыхивает!»
Запах газа.
«Я уж молчу про квартиру...» – Яна смотрит в окно.
Я слышу хруст. Падают, падают... Бьются о'б пол, как градины. Градины – крадены...
Мы ныряем под стол. Ползаем, шарим руками. Наши мысли тычутся друг в друга, как слепые щенки. Слишком маленькая кухня, чтобы они могли разминуться: 1000 долларов. По нынешним ценам – однокомнатная. Две наши плюс одна однокомнатная. Продать и купить отличную трехкомнатную. В центре. И, главное, никто бы не узнал...
Яна считает бусины:
«Не помнишь, сколько их было?»
Я распахиваю форточку, вдыхаю холодный воздух. Там, внизу – визг тормозов. Под окном разворачивается большая черная машина. Помигав красноватыми огнями, съезжает со двора.
«Можно подумать, я их считала».
Моя рука помнит только одну. Самую крупную. Ту, что посредине. Теперь мне не за что зацепиться.
«Слушай, – Яна предлагает. – А давай сложим и сравним».
Мы выбираем из общей кучки. Сначала самые мелкие, потом те, что покрупнее. Последовательно, шаг за шагом, как два пешехода, идущие из пункта А в пункт В. Место встречи – пункт С, но до него еще надо добраться.
Все бусины на месте. Пропала только одна. Самая крупная.
«Черт! Точно закатилась, – Яна берется за веник, шевелит под плитой: сухая корка, старая сморщенная тряпка. Только не она, самая крупная бусина. Без нее цепочки встретятся, но не сомкнутся. – Всё, – она тычет веником. – Под стол не пролезть. Ладно, нанижешь без нее. Ерунда, никто не заметит».
Никто.
Я должна была ей позвонить. Этой училке, матери Сергея Николаевича. Попытаться успокоить. Сказать: деньги нашлись. Деньги – половина дела. Если нашлись, значит, на ее сына в любом случае не повесят. Но я не сделала этого. Боялась, что она задаст главный вопрос: «Его... убили?» На это у меня нет ответа. Что я могла ей ответить? «В принципе, могли».
Мой будущий ученик
Я думала, она продиктует номер мобильного. Но мать Максима сказала:
– Они просят, чтобы вы зашли сегодня же. У них тоже сын. Ваня. Иван.
– Конечно, Галина Дмитриевна. Обязательно. Спасибо.
Она стоит в прихожей, дожидаясь, пока я разденусь.
– Очень милые люди. Особенно она. Ольга Владимировна... Очень милая.
Силуэт Максима маячит в дверях. Я киваю, стараясь не выказать нетерпения: ее слова – лишняя информация. К тому же не вполне достоверная. Женам богатых пристали другие эпитеты: красивая, эффектная, любезная. Куда больше меня занимает прагматическое соображение: два урока в одной парадной – удобно, если совпадет расписание. Что вряд ли получится. У этих детей жизнь расписана по часам.
До части «С» мы так и не добрались. Выяснилось, что у моего ученика проблема с частями речи. Эту тему они повторяли в классе: самостоятельные и служебные. Школьная русичка устроила проверочную контрольную. Результат – восемь ошибок.
– Да пишу-то я правильно, – Максим оправдывался смущенно. – Только когда выбираю. Из текста... Особенно эти... Частицы.
Частицы – трудное задание. Как правило, они уточняют смысл сказанного, но могут и исказить. Сдвинуть с насиженного места, на котором каждое слово имеет неизменное значение. Когда-то, в помощь слабым, я придумала песенку. В нее вошли только самые основные, те, что в федеральных вариантах встречаются особенно часто:
Не – ни. Даже лишь то... Бы ли же. Разве? Неужели? Вовсе не! Пусть!Следуя за знаками препинания, я положила ее на простенькую мелодию: та-а – та-а, та-та-та-та... Последнее та сопровождается коротким жестом: отмахнуться, как от надоедливой мухи.
– Здорово! Это вы придумали?!
Чтобы закрепить материал, мы спели хором.
В сущности, это не имеет значения. Но что-то меня беспокоит. Не могу понять что?..
– Скажите, вы знакомы с мальчиком, который живет под вами?
Вообще говоря, такие вопросы – не в моих правилах: прислуга не должна обсуждать хозяев. Но хоровое пение сближает.
– С Ванькой? – Мне показалось, он насторожился. – Ну... Так... Не то чтобы... Ботаник. А что?
– Откуда они узнали, что я готовлю вас к ЕГЭ?