Территория нелюбви
Шрифт:
— Ричи, но почему Австралия? Или там горы какие-то особенные? Хотя… как оно там?.. Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал?.. Вот-вот — у него горы… А мне что теперь делать? Я же целый год ждала шестнадцатилетия! И где мне ещё найти такого, как Кирилл Андреевич?
Таких я больше не встречала. Это именно он — тот мужчина, который поможет потому что вам нужна помощь, а не потому что вы сексуальная красотка… Он — тот, кто снимет с дерева вашего орущего котёнка или сиганёт за вами с моста в реку, даже если вы нарочно туда свалились… поздней осенью.
Вот после
Я даже вздрогнула, вспомнив, как планировала порепетировать с Вадиком. Получилось, как в той шутке — он держал меня за задницу, а я его за идиота… Вот так сидели и болтали — он о сексе, а я ногами. С Вадиком в тот раз дальше травматичного поцелуя дело не зашло. И он сказал, что больше не прикоснется ко мне, даже если я останусь единственной женщиной на этой планете. Испугал, дурень!
Входная дверь громко хлопнула, заставив Ричи принять боевую стойку, а из коридора раздался радостный голосок Стеф:
— Ай, ты дома?
— Нет ещё! А ты?
Слышу весёлый смех, а в следующую секунду в мою комнату заглядывает раскрасневшаяся и счастливая Стефания.
— Айка, нас Вадик куда только не возил! Сначала мы заехали в школу, а потом в ресторан, а потом были в зоосаде! Слушай, как там здорово! А ты со мной сходишь туда? Я просто не успела всё сфотографировать.
Я успеваю только кивнуть и тут же получаю ошеломляющую новость:
— Ай, а ты в курсе, что паук тарантул способен прожить без пищи два года?
— Тогда наша основная задача — спустя два года не встретиться у него на пути, — быстро нашлась я и поспешила с вопросом: — А где Алекс?
— А она внизу с Вадимом разговаривает, — Стеф хихикнула. — И, кажется, твой Вадим на неё серьёзно запал.
И я даже догадываюсь, на какую именно часть нашей Алекс он запал, но мои предположения не для нежных ушек сестрёнки.
— А мама где?
— Мама?.. — мордашка Стеф стремительно краснеет, а взгляд упирается в напольное покрытие.
7.2
— Хоть бы ребёнка постеснялась, шалава престарелая! — негодует Алекс, яростно расчесывая свои непослушные рыжие кудри.
— Я не ребёнок! И я всё слышу, — укоризненно произнесла Стешка, входя в комнату. Она поставила перед нами блюдо с горячими ароматными бутербродами и жалобно попросила: — Аль, не говори так про маму, п-пожалуйста, мы же не знаем, п-почему она…
— Шалава! — безапелляционно припечатывает Ричард.
— Грубиян, — опасливо шепнула в его сторону Стеф.
И смех и грех!.. И так позорно! Особенно перед Вадиком. Дядя Паша, его отец, сегодня специально подъехал в школу, чтобы самолично проконтролировать зачисление Стефании. А мама, как обеспокоенная родительница, засуетилась, стала сыпать вопросами, впёрлась даже в качество образовательного процесса, что
Вадик, конечно, остался спокойным и невозмутимым. Ну а ему-то чего дёргаться — он же у нас герой! Папеньку подключил, Стефанию к школе приладили, девчонок моих накормил, выгулял и ничего взамен не просил. И не его вина, что наша мама оказалась такой щедрой на отдачу. Так ведь вроде и мы не виноваты, но… отчего же так противно на душе?
И понимаю, что Алекс права, и сама злюсь… И всё же ей стоит выбирать выражения при Стеф, тем более, когда речь идёт о маме. Раньше Алекс никогда не была настолько агрессивной… И прямо сейчас, глядя на Стефанию, я вижу маленькую трогательную Стешу, которая любит мамочку безо всяких условий, просто потому, что она мама. И кто мы такие, чтобы марать своими злыми языками её искренние светлые чувства?
К счастью, Алекс тут же смягчается, притягивает к себе нашу малышку и целует её в покрасневший носик. Я отхожу в сторону и смотрю на них с умилением и… с такой болезненной завистью!.. И, не выдержав, прикрываю глаза. Как же непривычно и мучительно чувствовать вот так… пронзительно остро. Так сильно бояться потерять их снова… и мечтать, чтобы их никогда не было в моей жизни. Чтобы больше не было так больно.
Сейчас уже трудно вспомнить, в какой момент своей жизни я осознала, что не такая, как мои сёстры… Может, в тот день, когда меня забыли забрать из детского сада? Или ещё раньше… когда я поняла, что в отличие от сестёр и даже брата, мои слёзы вызывают у взрослых не жалость и волнение, а раздражение и злость. Но даже научившись не плакать, я так и не смогла стать своей…
*
Мне пять лет. Сегодня мы с Сашками окончили первый класс. Александрина — лучшая ученица в классе. А я — худшая. Она — гордость, а я — позор класса! А ещё мой брат рассказал всем одноклассникам, что никакая я ему не сестра, просто родители удочерили меня из жалости. К кому?..
Вообще-то, я даже обрадовалась, что у меня в родственниках больше нет этого дурачка, а Алекс, овца, разревелась и стала пищать, что это неправда. Сашка обозвал её жирной и очкастой коровой и, конечно, получил от меня в нос. И тоже разревелся. Какие же они оба рыжие и противные! И оба толстые.
По дороге из школы я за руку тащу за собой большую и неуклюжую Алекс и вспоминаю Сашкины слова: «Удочерили из жалости…» Наверное, родителям стало жалко моих других папу и маму и поэтому меня от них забрали. Интересно, а какие они, мои настоящие родители?
Сегодня я — позор семьи! Маме Насте стыдно, что её дочь двоечница, и она с упоением хлещет меня ремнём. А ревёт опять Алекс — ну что за дура?! А потом Сашка показал свой разбитый нос, и мама разозлилась ещё больше. Ремня я совсем не боюсь, но мама стала бить меня по щекам, и я её укусила.