Террор и культура
Шрифт:
В соответствии с этим базовым «террористическим кодом» русской политической культуры оформилась и российская культурно-политическая память.
Основными культурными героями «рабской половины» русской исторической памяти являются правители. Среди них на первом месте находятся самые «террористически успешные и масштабные»: Иван Грозный, Петр I и Иосиф Сталин. Во втором эшелоне идут менее террористически яркие «собиратели земель» – Иван Калита, Иван III, Елизавета Петровна, Екатерина II, Николай I. В свою очередь, правители, не пожелавшие либо не сумевшие эффективно (и главное эффектно) распорядиться террористическим инструментарием (Борис Годунов, Петр III, Павел I, Николай II, Михаил Горбачев), оцениваются русской культурно-исторической памятью весьма низко – как «неудачники». Даже в том случае, если им удавалось (как, например, Борису Годунову, Александру I и Александру II) существенно расширить территорию империи.
Основными
Таким образом, и «рабский аверс» и «бунтарский реверс» русской культурно-исторической памяти и русской политической культуры в целом оказываются двумя сторонами одной и той же «державно-террористической медали».
В результате в России по сей день заблокирована возможность становления либерально-демократической политической культуры и адекватного ей типа исторической памяти (жертвенно-виктимизированного, а не державно-сакрифицированного, свойственно авторитарной политической культуре), на которых основывается успешное развитие ведущих современных стран.
Любые попытки либерализации политической культуры и политической системы в России (в начале и в конце XX в.) неизменно приводили к размыванию террористического фундамента государственности и, как следствие, к полному крушению имперской системы с последующей реставрацией ее террористического фундамента в новом идеологическом модусе.
Думается, однако, что такое «циклическое» положение вещей не обречено быть вечным. Дело в том, что сквозь державный панцирь глубоко архаичной русской политической культуры и культурно-исторической памяти, исчерпавшей «ресурс обаяния», постепенно пробиваются ростки новых культурно-политических идентичностей и коммемораций.
Характерны в связи с этим, например, памятники «местным культурным героям», которые в последние годы были установлены и продолжают устанавливаться в российских регионах, притом отнюдь не только в национальных республиках, но и в тех городах, которые некогда сопротивлялись экспансии московского государства, основанного на тотальном государственном терроре. Тверь (памятник князю Михаилу Ярославичу), Новгород Великий (память о Марфе Посаднице), Псков (проект памятника князю Довмонту), Рязань (памятник Олегу Рязанскому), Казань (памятник жертвам завоевания 1552 г.) и другие региональные центры постепенно вырабатывают свой, независимый от Великой России, регионально самодостаточный культурно-исторический проект. И в этом залог надежды на то, что в какой-то момент русская политическая культура и основанное на ней государство «политически тюремного типа» канут в Лету.
Д. А. Коцюбинский
Литература и источники:
1. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. М., 2004.
2. Градовский А. Д. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 2 (История местного управления в России). СПб., 1899.
3. Карамзин Н. М. История государства Российского. В 12 т. Т. 5. М., 1993.
4. Ключевский В. О. Курс русской истории. Лекция 22. URL: http://www.magister.msk.ru/library/history/kluchev/kllec22.htm.
5. Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. URL: http://dugward.ru/library/kostomarov/kostomarov_nachalo_edinoderjaviya.html.
6. На путях: Утверждение евразийцев. Кн. 2. Статьи П. Н. Савицкого, А. В. Карташёва, П. П. Сувчинского, кн. Н. С. Трубецкого, Г. В. Флоровского, П. М. Бицилли / обл. работы худ. П. Ф. Челищева. Москва; Берлин: Геликон, 1922.
7. Ницще Ф. К генеалогии морали. URL: http://lib.ru/NICSHE/morale.txt.
8. Пайпс Р. Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование. URL: http://www.intelros.ru/readroom/nz/neprikosnovennyy-zapas-79–52011/12104-vliyanie-mongolov-na-rus-za-i-protiv-istoriograficheskoe-issledovanie.html.
9. Пересветов И. С. Сказание о Магмете-Салтане. URL: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/1540–1560/Peresvetov/Magmet_saltan/text.htm.
10. Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. 9-е изд. Пг., 1915.
11. Сказание о воеводе Дракуле. URL: http://www.drevne.ru/lib/drakula_s.htm.
12. Halperin Ch. Kliuchevskii and the Tartar Yoke // Canadian-American Slavic Studies. 2000. N 34. P. 385–408.
13. Ostrowski D. Muscovy and the Mongols. Cambridge, 1998.
Феномен политического насилия в Петрограде в мае-июне 1917 года
Целый ряд исследований истории 1917 г. показал, что насилие было неотъемлемой частью революционного процесса [64] [65] [66] . Однако представляется, что необходимо провести грань между различными его видами. В данной статье будет сделана попытка выделить насилие как особый феномен политики революционной эпохи. Для осуществления этой задачи выбран вполне конкретный исторический отрезок: период, предшествующий наступлению на Русском фронте 18 июня 1917 г., и следующий за ним, обнаживший противоречия общества по этому вопросу. Географические рамки ограничены Петроградом, население которого, как представляется, наиболее оперативно реагировало на государственную политику.
64
Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 2010.
65
Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917–1921 гг. и борьба с ней. СПб., 2001.
66
Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917–1921 гг. и борьба с ней. СПб., 2001.
Члены ВЦИК эсер Е. С. Берг и меньшевик В. С. Войтинский 22 июня 1917 г., подводя итоги событиям последних дней, указали, что «кулачный бой и самосуд становится в Петрограде одним из самых распространенных методов пропаганды и агитации» [67] . Иными словами, по мнению политиков, к концу июня 1917 г. насилие стало частью борьбы за власть в Петрограде наравне с другими методами.
Самосуды уже становились предметом специального исследования историка Ц. Хасегавы. Он изучал коллективное насилие на улицах Петрограда для того, чтобы понять революционный процесс, не связанный с политикой. Исследователь пришел к выводу о том, что самосуды были реакцией на ослабление функции государства по охране правопорядка в этот период [68] [69] . Однако необходимо обратить внимание на то, что самосуды над ворами мало отличались по своему сценарию от «гражданских арестов» по политическим мотивам, которые Ц. Хасегава не рассматривал.
67
Центральный всероссийский исполнительный комитет // Дело народа. 1917. 23 июня.
68
Hasegawa T. Crime, police, and mob justice in Petrograd during the Russian revolution of 1917 // Revolutionary Russia: New Approaches to the Russian Revolution of 1917. New York, 2004.
69
Эти выводы можно соотнести с классической работой Э. Томпсона о насильственных действиях. Историк пришел к выводу о том, что главной их целью являлось восстановление строгого соблюдения норм, поскольку власти с этим не справлялись [52].
В качестве характерного примера сценария самосуда можно привести сообщение очевидца «мирского приговора» над ворами, опубликованное в «Петербургских ведомостях». Вначале произошли задержание предполагаемого преступника и его избиение. Затем он был доставлен в ближайший комиссариат. Через некоторое время толпа перед комиссариатом потребовала выдать им преступника, чтобы «добить его и отучить проводить ограбления и грабежи» [70] [71] .
70
Петроградские ведомости. 1917. 17 мая.
71
Аналогичные случаи можно увидеть в серии публикаций «Самосуд» из газеты «Утро России» (1917. 9, 13, 14, 16, 17, 18, 23 и 25 мая).