Террор не пройдет! (Белый легион - 2)
Шрифт:
– Что загрустил, мальчишечка?
– немножко виновато посмотрела на него брюнетка.
– Есть поводы.
– Понимаю. Сейчас придешь домой, к жене стервозной. Она тебя скалкой в лоб пометит за то, что дома не ночевал, - Анжела весело хохотнула.
– Нет у меня жены.
– Нет? Врешь. Ты парнишечка классный. И чтобы никто не подобрал...
– Ты что, по совместительству зудильником работаешь?
Она обиженно надула губки.
– Некуда мне идти!
– с прорвавшимся отчаянием выпалил он, хлопнув ладонью по кухонному столу.
– Некуда?
– она
– Некуда! Потому что обложили со всех сторон!
– Ты чего, бежишь от кого?
– Глаза Анжелы восхищенно загорелись. Ситуация начала ей напоминать один из любимых американских боевиков.
– Бегу!
– От ментов?
– Нет.
– От бандитов?!
– Не думаю... Эти ребята покруче будут.
Она посмотрела на него с недоумением. В ее представлении круче ментов и бандитов ничего на свете быть не может.
– Ух ты, неужто чекисты?
– нашло на нее жуткое озарение.
– Да хватит ерунду молоть! Не знаю я! Знаю только, найдут - убьют.
– За что?
– У Анжелы перехватило дыхание.
– За то, что слишком умный и много знаю.
– Тайн?
– Вообще. Умных не любят.
– Правильно, - согласилась она.
– Вон меня в школе не любили. Поэтому и пришлось с восьмого класса уходить.
Гурвич недоуменно посмотрел на нее, переваривая услышанное, потом расхохотался.
– Ну чего ты ржешь, как лошадь Пржевальского?
– обиделась она и снова надулась.
– Ладно, Анжелка. Не обижайся. Пойду я.
– Куда?
– На кудыкины горы воровать помидоры.
– Тебе же некуда идти, - она задумалась, потом неожиданно предложила, с затаенным ожиданием смотря ему в глаза: - Оставайся...
Гурвич удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять причину такой щедрости. И решил, что девчонка, переварив его слова, уже придумала себе историю и прониклась к нему романтическими чувствами. Как же, герой в изгнании, по пятам идут злобные враги. Как не помочь? Такое случается у всех женщин, даже у шлюх - молодых и старых, насквозь пропитанных цинизмом.
– У меня денег не хватит, - решил он опустить ее с небес на землю, зная, что деньги у шлюх - особенно болезненная тема. Но не тут-то было. Анжелу уже понесло по кочкам.
– За благотворительность ныне налогов не берут, - она прижалась к нему всем телом.
– Хорошо. Я обещаю тебе не мешать.
– Хочется верить, - произнесла задумчиво Анжела, вдруг усомнившись, что поступила правильно. Но отступать уже было поздно.
И он остался у нее. На некоторое время часть проблем была решена. Но все равно его положение оставалось незавидным. И нервы... Нервы, будь они неладны.
Ему казалось, что стоит вылезти на улицу, он тут же попадется на глаза врагам. И тогда... Черт возьми, только теперь он смог осознать, какую спокойную и полноценную жизнь он вел до сих пор. Как у Христа за пазухой. Серьезной неприятностью считался насморк. А грипп был катастрофой. Ругань с соседом из-за громкой ночной музыки была вершиной конфликтов. Бояться приходилось только несовершеннолетнюю шант-рапу, сшивающуюся у подъезда, от них в кармане был газовый баллончик - малолеток можно было травить им как
В таком состоянии он провел у Анжелы пару дней. В общем-то, здесь было довольно уютно. Шлюшка оказалась вполне мягким и покладистым человеком. Если не считать некоторых дурных привычек. Придя домой, она сразу врубала музыкальный канал. Познания ее в области жизни и успехов попсы были огромны. Ни один из исполнителей не оставался без комментариев.
– Аэлита Барумова. Я от нее прусь, - всплескивала руками Анжела. Группа "Центральный профилакторий"! Посмотри, какие все милые. Я тащусь...
За это время он узнал, от каких групп Анжела "прется", "тащится", "балдеет", какие музыкальные произведения - "улет", "балдеж", а какие "полный отстой", "старье", "лажа галимая" и "хрень моржовая".
Гурвича это раздражало, поскольку всю эстрадную тусовку он воспринимал, как мир насекомых. Порхают, жужжат, кусаются. А толку от них никакого - ни уму, ни сердцу. Так, заполняют экологическую нишу.
Но для Анжелы это было окно в другую, шикарную жизнь...
Переживания и перемалывание в сознании всех своих неприятностей привели к тому, что веко у Алексея начало дергаться, а руки мелко подрагивать. И с каждым днем мысль о необходимости выбраться из своего нечаянного убежища казалась все более пугающей. Но выбираться все-таки нужно было. Анжелка, кажется, начинала все сильнее раскаиваться в своем подвиге. Романтика - это хорошо, но когда у тебя на шее дармоед... Программист долго прикидывал, как достать денег и не попасть в западню. И решил рискнуть.
Единственный человек, который мог помочь и при этом не был засвечен, как его близкая связь, был Толя Гусак. Гурвич налаживал ему компьютерную сеть на фирме и делал программное обеспечение. За Толиком остался долг в штуку "зелени". Обещал отдать через месяц. Месяц уже прошел.
Анжела, уходя утром на свою многотрудную работу, оставила ему ключи. Он вышел из дома, поежился. Светило солнце, но ветер дул пронизывающий, холодный.
На вылазку в город Гурвич шел, как в атаку на укрепленные районы противника. Ему все время казалось, что на него все смотрят. И кто-то сейчас крикнет: "Это беглец. Мочи его!"
Никто не крикнул. Мир не проявил к нему ровным счетом никакого интереса. Каждый последующий шаг давался ему легче. Через пару сотен шагов, когда он вынырнул из арки и добрался до дороги, успел чуток успокоиться. Нет, чувство опасности не притупилось, просто сердце перестало отчаянно барабанить в груди.
Он встал около автобусной остановки, оглянувшись на опостылевший ему еще из окна стандартный пейзаж с девяти- и двенадцатиэтажными зданиями, парой заводских труб вдалеке и длинным "Универсамом". На часах было двенадцать двадцать. Через сорок минут Толя выйдет в кафе поблизости от своего офиса на Тверской. Там неторопливо, со вкусом пообедает. Он живет по распорядку. Утром - зарядка, вечером - фитнес. По Толику можно сверять часы.