Террористка Иванова
Шрифт:
— Ты не смейся над этим, Полина, а то… — он посмотрел на нее так, что Полине стало не по себе.
Она передернула плечами, улыбнулась:
— А я и не смеюсь… Я смотрю на себя… на тебя… и плакать хочется. Ну почему мы такие несчастливые? И мой муж… и вообще все… ну почему? — В глазах у нее стояли слезы. — Почему жизнь против нас? — Она сползла по стенке на пол, подобрала под себя ноги и, закрыв лицо руками, тихо всхлипнула.
— А давай уедем, Полина? — он подошел к ней, присел на корточки. —
Полина молча замотала головой, отняла руки от лица и долго смотрела ему в глаза:
— Ты хороший мужик, Валера… но дороги у нас разные. Прости…
— В тюрьму пойдешь?
— Да… — Она медленно поднялась, застегнула сумку, перекинула через плечо.
— Полина, подожди…
— Не надо, Валера, прошу тебя… Мне пора. Если хочешь, поживи тут пока. Тебе ведь негде, наверное…
Тихо щелкнул замок в двери. Валерий стоял посреди кухни, опустив голову и сжав кулаки.
У входа в цех стояли два джипа и несколько легковых машин. В кабинах джипов сидели водители, по виду китайцы. Остальные машины были пусты. Бесшумными тенями из зарослей скользнули омоновцы, и через пару секунд водители уже лежали на земле с кляпами во ртах и вывернутыми за спину руками.
Бойцы ворвались в освещенный цех, где за длинными столами работали десятки людей. Охрана открыла огонь, но ее быстро перебили. Рабочие послушно ложились на пол, бежать почти никто не пытался.
Валерий вышел из подъезда и направился через двор к своему джипу, но вдруг увидел человека с собакой и задержал шаг, приглядываясь. Было уже темно, но во дворе горел лишь один тусклый фонарь.
Да, это был тот самый мужик, которого днем арестовал майор Пилюгин. Валерий вдруг что-то решил и медленно направился ему навстречу, сунув руку во внутренний карман куртки.
Муравьев шел, придерживая пса на поводке — он рвался вперед, ему не терпелось побегать.
— Привет, — сказал Валерий, подходя. — Растет машина для убийства?
— Растет! — усмехнулся Муравьев. — Мы еще кое-кому покажем, Чук, правда? — и он, чуть наклонившись, потрепал собаку по холке.
— Не вырастет. Некому выращивать будет. — Валерий мгновенно вынул пистолет и выстрелил в упор.
Муравьев завалился прямо на пса, а тот от выстрела присел на задние лапы, потом рванулся в сторону и громко залаял. Валерий метнулся к стоянке, оглянувшись по сторонам, прыгнул в джип и выкатил на улицу.
Никто не видел, что произошло, — двор был пуст, светились лишь окна в домах…
Пилюгин, Тулегенов, Голубев и Тимонин катили в «уазике»
— Скольких мы упустили? — спросил Тимонин. — Человек десять, да?
— Главное, что этот Ван ушел, — сказал Тулегенов.
— Ну кто мог подумать, что там такая орава? Я прикидывал, двадцать-тридцать, не больше, а там Шанхай какой-то!
— Найдем мы этого Вана, никуда не денется, — пробурчал Пилюгин. — Будем трясти по одному всю эту шайку — найдем концы. Хорошо, не подстрелили никого…
— А видели, где они спят, едят? Полный отстой! Рабы в Древнем Риме, небось, получше жили, — сказал Тимонин.
— Разве рабы были только в Древнем Риме? — спросил Пилюгин. — Я видел ночлежки и похуже. На десяти квадратах двадцать человек жили. Вьетнамцы. Спали по очереди… бред!
— Но ведь все равно едут — отбоя нет, — сказал Голубев.
— Что поделаешь… значит, дома еще хуже, — ответил Пилюгин, с силой потер ладонями лицо, вздохнул. — Что-то я уставать стал, ребята… старею, что ли?
Опера в ответ негромко рассмеялись.
Майор приехал домой поздно ночью. В коридоре и на кухне темно, только из комнаты Мишки выливалась тонкая полоска света. Пилюгин подошел к приоткрытой двери и увидел Полину. Перед ней стояла коляска с ребенком. Полина дремала, на коленях у нее лежала раскрытая книжка.
Пилюгин стоял и смотрел, и желваки напряглись у него под скулами, и глаза остро блестели.
Вид у судьи Блинковой был мрачный. Она курила и угрюмо смотрела на Пилюгина, сидевшего напротив нее.
— Н-да, Пилюгин, я вижу, эта бабенка тебя насмерть охмурила.
— Да ничего не охмурила, Алевтина Петровна, — устало отвечал Пилюгин. — Жалко женщину… Несправедливо, если ей полный срок отвесят.
— Я судить буду, — Блинкова затянулась, выпустила густую струю дыма. — Значит, все будет справедливо.
— Я в этом не сомневаюсь, Алевтина Петровна. Только прошу о снисхождении — у нее сын малолетний, инвалид… недавно мужа потеряла… и ведь честная женщина. Вы ведь ее из СИЗО выпустили — она на каждый допрос как часы являлась, никаких проблем… И говорит: «Сколько присудят, столько и буду сидеть».
— Осознала, значит? — усмехнулась судья. — Молодец…
— Не выдержит она зоны… сломается, погибнет.
— Другие выдерживают.
— Да все ломаются! — махнул рукой Пилюгин. — Они что, из тюрьмы людьми выходят?
— А кем же?
— Ну, людьми, конечно… Только какими? С изуродованной психикой, со сгоревшими душами, разве не так?
— Ну, хватит, — раздраженно перебила судья. — Что заслужили, то и получили… Чего ты от меня хочешь?