Теряя невинность. Автобиография
Шрифт:
Пер открыл воздушный клапан наверху шара, но он все равно поднимался. Сказывалась диспропорция между весом трех топливных баков, которые мы потеряли, и количеством горячего воздуха, чтобы поддержать их. Это было состязание между временем и высотой. Слава Богу, мы сбавили высоту, выйдя из струйного течения, перед тем как сбросить топливные баки.
– Замедляется, – сказал я с бесполезным оптимизмом. – Я уверен, рост высоты замедляется.
Высотомер неумолимо отсчитывал:39 тысяч,39 с половиной,40. 40 с половиной,41 тысяча футов.
Сейчас мы находились в области неизведанного. Оборудование не тестировалось в условиях таких
На отметке в 42 с половиной тысячи футов высотомер, наконец, остановился. Я бесстрастно подумал, не оттого ли это, что он сломало! и просто не может показывать большие величины. Наша высота превышала ту, на которой летают все пассажирские авиалайнеры, кроме Concorde. Но затем высотомер показал снижение на 500 футов, Потом еще немного.
– Не надо опускаться слишком быстро, – сказал Пер. – Только за счет сжигания топлива мы сможем снова вернуться на высоту.
Он закрыл воздушный клапан, и шар продолжил снижение, вплоть до 35 тысяч футов. После этого нам пришлось снова начать жечь горючее, чтобы оставаться в струйном течении.
Наконец мы могли справиться с проблемой потери топливных баков. Радиосвязь с центром управления полетом в Сан-Хосе оставалась хорошей, и на том конце были так же озабочены потерей горючего, как и мы. Были произведены быстрые расчеты. Если мы собирались достичь земли раньше, чем закончится горючее, то должны лететь со средней скоростью 170 миль в час, что в два раза быстрее, чем летал когда-либо до нас любой из воздушных шаров. Перевес сил не в нашу пользу был значительный.
– Как насчет Гавайев? – спросил я. – Может, попытаемся приземлиться поблизости?
– Это все равно, что найти иголку в стогу сена, – ответил Пер. – У нас никак не получится приземлиться в тех краях.
– Интересно, можно ли приземлиться в Америке? – прошептал я.
– Конечно, – ответил он. – Другое дело, можем ли мы сделать это.
Пер демонстрирует прекрасную логику, когда захочет.
Я спросил по радио о погодных условиях внизу. Майк Кендрик, менеджер проекта, заговорил громко и взволнованно:
– Я только что связывался с грузовым судном, которое находится в этом районе. Они сказали, что очень сильный ветер и высокие волны.«Гнусная». – так они выразились о погоде.
Пер наклонился вперед и вежливо спросил Майка:
– Что ты имеешь в виду под словом «гнусная»? Конец связи.
– Я имею в виду чертовски гнусную погоду. Даже не думайте садиться там на воду. Ни одно судно не будет менять курс, чтобы подобрать вас. Волны достигают 50 футов в высоту. С ближайшего судна говорят, что волны настолько высокие, что их разломит пополам, если они попытаются развернуться. Вы понимаете? Конец связи.
– Продолжайте двигаться на той высоте, на которой находитесь, – вставил Боб Райе. – Струйное течение достаточно сильное.
На этом радиосвязь неожиданно прервалась.
В последующие шесть часов у нас не было контакта с внешним миром. Из-за ужасной погоды мы оказались полностью отключенными на коротких волнах. Мы были где-то над Тихим океаном, подвешенные на нескольких стальных тросах к огромному шару, оставшиеся топливные баки свисали с одной стороны гондолы, как ожерелье, и мы не могли ни с кем связаться. Мы л ишь могли отслеживать, куда направляемся или как быстро доберемся туда, и почти не смели менять положение внутри гондолы. У нас были три вещи, которыми мы руководствовались:
По мере того, как длился полет, у Пера начали проявляться признаки крайнего изнеможения.
– Я просто хочу отдохнуть, – пробормотал он и лег на пол.
Я остался в одиночестве. В отличие от пересечения Атлантики, когда я был больше пассажиром, чем нилотом, сейчас я понимал, что происходит. Если мы собирались добраться до земли, нашим шансом было удерживать воздушный шар точно в центре струйного течения. Русло течения – всего сто метров в ширину, это всего лишь в четыре раза больше, чем ширина самого воздушного шара. Но оставаться в потоке было нашей единственной надеждой.
Небо вокруг было черным как смоль. Я почти не выглядывал из гондолы и старался сконцентрировать внимание на приборах. Когда я сидел там, а Пер лежал на полу в коматозном состоянии, стало ясно, что мы обречены на смерть. Поскольку у нас только три бака с горючим, его запас иссякнет в нескольких тысячах миль от американского побережья, и это вынудит нас сесть на воду. Это может случиться ночью, а Майк сказал, что погода там гнусная, даже чертовски гнусная, поэтому никто не сможет нас найти. Пришлось бы лететь на этом воздушном шаре еще тридцать часов, если мы собирались выжить. Единственный шанс для спасения наших жизней – направить сейчас воздушный шар прямо в центр струйного течения. Я выкинул из головы все мысли о смерти и на следующие десять часов сосредоточился на показателях приборов.
Я не верю в Бога, но когда я сидел в той поврежденной гондоле, уязвимой при малейшем изменении погоды или механической неисправности, я не мог поверить собственным глазам. Как будто дух посетил нашу гондолу и помогал продвигаться вперед. Следя за показаниями приборов и производя расчет скорости относительно земли, я обнаружил, что мы начали лететь очень быстро, близко к необходимым 170 милям в час. Перед тем, как мы сбросили баки с горючим, наша скорость составляла приблизительно 80 миль в час, и это было очень хорошей скоростью. То, что происходило сейчас, было чудом. Я бил себя по щекам, чтобы убедиться, что не галлюцинирую, но каждые пятнадцать минут скорость становилась все больше и больше:160 миль в час,180, 200 и даже 240. Это было поразительно. Я старался не представлять себе размеры шара, находящегося надо мной, а просто смотрел на циферблаты и притворялся, что веду своеобразную невесомую машину, которую мне надо удержать на полосе дороги. Всякий раз, когда падала скорость, я предполагал, что мы выпали из центра струйного течения, и жег газ – как можно меньше, и мы снова набирали скорость.
Но даже при такой изумительной скорости все равно требуется час, чтобы пролететь 200 миль, а нам предстояло преодолеть 6 тысяч миль. Я старался не страшиться предстоящего пути, а концентрироваться на каждом пятнадцатиминутном отрезке. И отчаянно пытался не заснуть. Голова клонилась вперед, и я щипал себя, чтобы оставаться бодрствующим. Вдруг на стеклянном куполе над нами я увидел сверхъестественный свет. Глядя вверх, я восхитился им: он был бело-оранжевый и мерцал. И тут я вскрикнул: это же огонь. Я посмотрел на него, прищурившись, и осознал, что, сгорая, белые конкреции пропана падают вокруг стеклянного блистера.