Теряя невинность. Автобиография
Шрифт:
Мы должны приземлиться вскоре после рассвета. Если отложим это еще на два-три часа, солнце будет нагревать оболочку шара, и мы пролетим мимо Гренландии, а дальше – за Северный полярный круг, где нас не найдет ни одна спасательная команда.
Одной из моих обязанностей было готовить воздушный шар к приземлению. Когда мы были на высоте 750 футов, я открыл люк. Холодный воздух и снег ворвались вовнутрь. Я вылез на крышу гондолы. Мы находились в эпицентре снежного бурана и летели, кружась, со скоростью 80 миль в час. Было трудно удержать равновесие, поскольку мы продолжали висеть под углом, и верх металлической гондолы замерз. Я держался за стальные тросы и наклонился,
Единственным светом было огромное оранжевое пламя надо мной. Снежинки кружились и падали в пламя, исчезая в нем. Одной из самых волшебных вещей в воздухоплавании является то, что ветра не слышно, поскольку движешься с его скоростью. Можно лететь 150 миль в час, положив бумажную салфетку на гондолу, которую (теоретически) не должно сдувать. Поэтому, хотя мы и находились в центре снежной бури, было очень тихо. Я был очарован снежинками, исчезавшими в пламени. Затем, вглядевшись, начал различать землю под нами. Я понял, что внизу темно, потому что мы пролетаем над густым сосновым лесом. Я крикнул вниз Перу:
– Не опускайся слишком низко. Здесь везде лес. Отсюда не выбраться. Я оставался на крыше гондолы и кричал о том, что мог разглядеть.
– Впереди есть открытое пространство. Ты видишь его?
– Готовься к посадке, – крикнул Пер и выключил горелку.
Я снова залез в гондолу, и мы направились вниз. На скорости 40 миль в час мы обрушились на землю с адским грохотом. Мы пошли юзом по земле, прежде чем Перу удалось воспламенить пиропатроны разрывных болтов. К счастью, на этот раз они не подвели, и гондола остановилась, в то время как оболочка улетела, отделившись от нас. Мы были пристегнуты ремнями, но постарались изо всех сил, чтобы через мгновение покинуть свои места. Мы оба думали, что капсула может взорваться от остатков пропанового топлива.
Рывком открыв люк, мы выбрались наружу. Обнялись и немного потанцевали джигу на снегу. Серебристая оболочка воздушного шара ниспадала с сосен, и ветер рвал ее на клочки. Потом мы поняли две вещи: гондола и не собирается взрываться, а снаружи – 60°. Если не вернемся в гондолу, то обморозимся. Мы заползли внутрь, и я связался по радио со службой полетов в Уотсон-Лейке.
– Мы сделали это. Мы прибыли. Мы в порядке.
– Где вы? – Мы высадились на озеро, окруженное деревьями.
– Это замерзшее озеро, – лаконично произнес канадец. – Вполне безопасно.
Единственная проблема – поблизости примерно 800 тысяч озер, и все они окружены множеством деревьев.
Нам пришлось ждать в гондоле еще восемь часов. У Пера было обморожение стопы, у меня – пальца. Мы, съежившиеся, полусонные, ели оставшиеся продукты и отчаянно хотели в тепло, снег и ветер завывали снаружи Мы приземлились в 300 милях от ближайшего поселения и 150 милях от ближайшей дороги, в дикой местности, площадь которой в 200 раз превышала площадь Великобритании.
– Мы пролетели 6 тысяч 761 милю, – сказал Пер с интонацией усталого победителя. – Наш полет длился 46 часов и 6 минут. Таким образом, средняя скорость -127 узлов, или 147 миль в час. Все это – важные рекорды. Мы пролетели дальше, чем это смог сделать любой другой воздушный шар.
– Я бы отдал сейчас жизнь за горячее питье, – все, что я мог сказать, – и за бревно, чтобы развести костер. И за солнечный пляж. Почему мы не в Калифорнии!
– Следующий полет будет завершающим, – начал фантазировать Пер. –
Когда я выглянул из гондолы, мне показалось, что я вижу что-то движущееся. На какое-то мгновение подумалось, что это собака, и у меня возникло сюрреалистичное видение: кто-то выгуливает свою собаку вдоль замерзшего озера. Пока я наблюдал за существом, оно подошло к гондоле и обнюхало ее. Это была выдра. Она обнюхала все вокруг, затем задрала нос, будто хотела сказать:«Большое дело – гондола». и ушла, крадучись. Это было единственное существо, засвидетельствовавшее, что мы первые, кто пересек Тихий океан на воздушном шаре, и у него не оказалось даже фотоаппарата.
Каждые пять секунд в течение восьми часов включался аварийный сигнал, надрывая наши барабанные перепонки. Пока мы сидели, прибившись друг к другу, я снова мысленно возвращался к событиям нашего полета и удивлялся, почему я доверил Перу свою жизнь. Мы приземлились в 2 тысячах миль в стороне от пункта назначения, потеряли два бака с горючим, пережили пожар, перелетели через Тихий океан в темноте и без радиосвязи. Я вспомнил предыдущие полеты: первая попытка взлететь из Японии закончилась разрушением воздушного шара и пожаром, перелет через Атлантику едва не стал причиной нашей смерти.
Когда Пер говорил о кругосветном полете, я спрашивал себя, не сошел ли я с ума, чтобы даже думать еще когда-нибудь полететь с ним. Я знал, что он как никто другой продвигает технологический прогресс в воздухоплавании, но было грустно, что наши чисто человеческие отношения не стали более близкими. Я схожусь с большинством людей, с которыми провожу вместе много времени. Но Пер – не командный игрок. Он – одиночка. Его часто трудно понять – Он из тех, кто скор на критику. Я был воспитан так, чтобы искать в людях лучшее. Пер, казалось, всегда находил худшее. Несмотря на это, нам каким-то образом удавалось уживаться – как двум противоположностям, которые уважают друг в друге сильные и слабые стороны. Когда же дело доходит до воздухоплавания, у меня оказывается очень много слабостей, которые он может уважать! К тому же, ему приходилось каждый проект, который мы осуществляли, сопровождать или моим именем, – и тогда это называлось Branson challenge, – или именем компании Virgin, и он спокойно с этим мирился. Разумеется, мы провели вместе намного больше времени, чем большинство людей за всю свою жизнь.
Пытаясь представить нас отправляющимися в кругосветное путешествие на воздушном шаре, я понимал, что несмотря на все ужасные моменты, которые мы пережили, наши полеты были одним из самых больших приключений в моей жизни. В остальном я в большей или меньшей степени могу контролировать происходящее. Находясь на воздушном шаре, оказываешься во власти природных сил, технологий, инженеров, которые его построили, и, наконец, все происходит на высоте 30 тысяч футов. Условия не лучшие, но я никогда не мог устоять перед желанием бросить вызов обстоятельствам, казавшимся непреодолимыми, и доказать, что это не так. И снова судьба была благосклонна к нам.
Наконец, мы услышали глухой звук вертолетного винта. Он становился все громче и громче, затем вертолет сделал над нами круг и сел неподалеку. Сумки с видеозаписями и записными книжками были готовы, и мы, пошатываясь, направились к вертолету, Пер шел, прихрамывая из-за обморожения. Наш полет до Йелоунайфа длился четыре часа. Когда мы сели на крошечном поле аэропорта, свет желтых флуоресцентных огней расплывался кругами на несущемся снегу. По скрипящему снегу мы прошли к ангару. Когда мы открыли дверь и шагнули внутрь, клубы снега влетели вместе с нами.