Тесей. Бык из моря
Шрифт:
Я поднял руку, приказывая им успокоиться. Тогда Биас, старший среди них, шагнул вперед, призывая к себе тех, кто видел восковую чеку.
– И еще, – произнес он. – Скажите, кто сбросил камни на дорогу, чтобы царские кони испугались и сорвались с обрыва? Кто-то же знает это?
Все забормотали, словно бы услышав подтверждение знакомого слуха. Я заметил, что лицо Ксанфа просто побагровело – так бывает с рыжеволосыми. Обычно он сохранял спокойствие, но сейчас рванулся вперед.
– Разве вы не видите, элевсинцы, что представляет собой этот муж? Он знаком с повадками варваров, этот вороватый эллин. Он так хорошо знает
Я был готов ринуться на него, но сдержал себя. Ксанф потерял голову, и это помогло мне сохранить мою. Приподняв брови, я заметил:
– Что ж, сердце находится недалеко от рта. – И даже его собственные люди расхохотались. Я продолжал: – Слушай мой ответ, и пусть элевсинцы будут свидетелями. Ты хотел убить меня чужими руками. Выходи, но теперь попробуй справиться сам. Возьми щит и копье или, если хочешь, меч. Но сперва забери свою долю добычи и отложи в сторону. Если ты встретишь смерть, клянусь вечноживущим Зевсом, я ничего не возьму из нее, будь то золото, бронза или дева. Люди твои распределят добро по жребию между собой. То же относится и к моей доле – чтобы моя дружина не проиграла, если я погибну. Согласен?
Он уставился на меня. Ксанф явно не ожидал такого. Среди знатных эллинов послышались одобрительные крики. Пилас жестом руки остановил их, но тут завопили уже мои спутники:
– Тесей!
Остальные недоумевали: обычай запрещал давать имя царю.
И, услыхав мое имя, Ксанф выкрикнул:
– Эй, юный выскочка! Занимайся тем делом, для которого выбрала тебя богиня Део, если ты способен на это.
Я же отвечал ему:
– Если меня выбирала она, почему же ты решил поразить меня до срока? Я взываю к богине и прошу подтвердить мои права. – Я не напрасно прислушивался к минойским песням. И потому знал права царя по отношению к обидчикам. – Матерь! Богиня! Ты вознесла меня, пусть ненадолго; ты обещала мне славу в обмен на долгую жизнь. Не попусти же оскорбляющему меня, помоги мне как своему сыну.
Тут Ксанф понял, что выбора у него нет. Муж не просит у богов, чтобы они покрыли его ложь, это знают все люди.
– Укротитель коней, – проговорил я, – мы довольно терпели тебя. Ты сам поставил себя над судьбой, нанеся тем оскорбление богам. Они накажут нас, если мы не положим предел твоей наглости. Я принимаю и вызов, и условия. Выбирай свой трофей, и пусть твои люди разделят его, если ты погибнешь. Что касается оружия, то я предпочитаю копье.
Мы выбрали свою долю. Мои юноши посмеивались над неожиданной скромностью Ксанфа – он не хотел, чтобы люди его в душе приняли мою сторону. Я же взял лишь то, что счел подобающим – не более и не менее. Но обычай велит Керкиону в первую очередь брать себе женщину. Коротко время, отпущенное царю, и его нельзя лишать мужских радостей.
Я подошел к пленницам, поднявшимся, чтобы я мог их увидеть. Среди них оказалась девушка лет пятнадцати, высокая и гибкая, длинные светлые волосы закрывали ее лицо. Я взял ее за руку и повел прочь. Свет костра отражался в глазах, спрятанных за покровом волос, но взгляд был брошен вниз, и рука оставалась холодной. Нечего было и думать о том, что она может оказаться девственницей, однако мне представилась вдруг моя мать, отправляющаяся в Миртовую рощу. Я обратился к Ксанфу:
– Если я умру, пусть она достанется кому-то одному, а не послужит для общего развлечения. У нас довольно шлюх, а она теперь – царская наложница и заслуживает надлежащего обращения.
Мы принесли свои клятвы перед Пиласом и войском, призывая в свидетели Стикс и дочерей Ночи. Потом мужи разошлись пошире, освободив пространство между кострами, и мы взяли копья и щиты. Поднявшись, Пилас сказал:
– Начинайте.
Я знал, что движения мои не будут быстры; тело мое утомилось в бою, ныли раны, но и Ксанф был в таком же положении. Мы кружились друг против друга, ограничиваясь лишь выпадами. Я видел за ним скопище лиц, обагренных пламенем костра, которые, повинуясь ходу битвы, поворачивались во мраке. Я видел их постоянно уголком глаза, хотя и не приглядывался. Ничего другого не помню столь же отчетливо.
Я ударил, и Ксанф отразил мое копье щитом; потом я принял на свой щит его удар, но не сумел задержать врага достаточно долго, чтобы пробить его защиту. Мы вновь принялись кружить и получили по неглубокой ране: я – выше колена, он – на плече. Я одолжил для поединка длинный округлый щит, перетянутый посередине, – потому что он был легче, Ксанф предпочел прямоугольный – из тех, что закрывают всего бойца. Я подумал, хватит ли у него сил на эту тяжесть.
Мы кружили и ударяли, и лица вокруг раскачивались, словно полог на ветру. Все это время я настраивал себя на то, чтобы расстаться с копьем. Успех броска – дело случая; он внезапнее, чем выпад, и его труднее отразить, но в случае неудачи у тебя остается меч в три фута длиной против копья в семь футов. Тот, кто уцелеет, может считать, что ему повезло.
Я следил за глазами Ксанфа, казавшимися сердоликами в свете костра. И открыл перед ним бок. Он отвечал мгновенно и едва не попал в меня. Я отпрыгнул в сторону – словно для того, чтобы спастись, вскинул щит, пряча руку, и бросил копье. Должно быть, он знал этот прием и успел поднять щит, принимая на него удар, оказавшийся столь сильным, что наконечник моего копья, пробив оба слоя бычьей шкуры, застрял в щите. Ксанф не мог вырвать копье, и ему пришлось отбросить щит. Однако против моего щита у него осталось копье.
Он начал наступать, нанося уколы туда и сюда, я принимал острие на щит или отбивал мечом, портя клинок, но никак не мог поразить врага – Ксанф держался вне досягаемости меча и гнал меня назад. Тут за спиной моей послышался громкий звук – словно кто-то бросил в мою сторону камнем. Звук повторился, и я подумал: «Ну вот, они решили отвернуться от меня. Я всегда был для них чужаком». Но, отступив еще дальше, увидел возле себя воткнувшееся в землю копье, ожидающее только моей руки. Близ меня их оказалось три.
Вонзив меч в землю – некогда было совать его в ножны, – я взялся за копье. Ксанф с горькой яростью поглядел на меня – никто не подумал бросить ему щит. Он заносил руку для броска, но я успел первым. Копье вонзилось ему между ребрами, Ксанф выронил свое копье и упал. Шлем свалился с него, открывая рассыпавшиеся рыжие волосы; и я вспомнил, где видел такие же.
Его окружили помощники, один спросил, не извлечь ли копье, чтобы облегчить боль. Ксанф отвечал:
– Вместе с ним уйдет и моя душа. Пусть Керкион подойдет сюда.