Тесей. Бык из моря
Шрифт:
«Должно быть, припадок безумия заставил меня вообразить, что оскорбление удержит его от покупки. Конечно же, он купил меня в отместку. Ну а как же остальных?»
Как раз когда я раздумывал над тем, сумеет ли хоть кто-нибудь из нас уцелеть, к нам подошел молодой человек и непринужденно обратился к Лукосу:
– Кажется, я припоздал? Сейчас я избавлю тебя от них.
Я понял, что он просто исполняет какую-то обязанность, и поэтому направился с ним, а «журавли» последовали за мной.
Вновь шли мы друг за другом по коридорам, лестницам
Я поглядел на мужа, что вел нас; поступь его была беззаботна, не выражала ни печали, ни радости, он был погружен в собственные раздумья. Я пожал руку Хрисы и сказал остальным:
– Прислушайтесь, это не гнев.
Теперь, вблизи, я мог вслушаться как следует и оценить звук.
Мы вошли в невысокую крипту, свет проходил в нее сквозь окошки у потолка, располагавшиеся на уровне земли; все остальное было ниже. Посредине в землю углублялась квадратная яма для жертвоприношения. Рев быка грохотал в подвале, едва не раскалывая мою голову. Животное лежало на огромном каменном алтаре, связанное, с подрезанными поджилками, и ожидало только ножа.
Бык дергался, ревел, бил головой по камню, но во всем прочем в яме царили покой и порядок; крепкий молодой жрец в одном только фартуке держал лабрис; стол был заставлен кувшинами и чашами для возлияния; присутствовали три жрицы и хозяйка святилища.
Молодой человек подвел нас к краю ямы в человеческий рост, на дно ее опускались ступени. С жестом почтения он отошел и, заметив мои поднятые брови, пояснил:
– Вас следует очистить.
Тут он и ушел бы, но я поймал его за руку.
– Кто эта девушка? – спросил я, показывая в нужную сторону, чтобы избежать недоразумения в таком шуме.
Потрясение лишило его дара речи. Через некоторое время он прошипел мне на ухо:
– Тише, варвар. Перед тобой Ариадна Священная, [86] воплощение богини на земле.
86
Ариадна – дочь Миноса.
Я поглядел. Она видела мой жест, но спина ее оставалась прямой. Я понял, она не из тех, кого можно оскорблять, приложил руку ко лбу в знак почтения и замолчал.
Богиня выдержала долгую укоризненную паузу. А потом поманила нас вниз по ступеням. Мы стояли перед ней в яме, рев быка терзал наши уши. Проговорив по-критски слова, которых требовал обряд, она дала знак. Жрец взмахнул топором и ударил; кровь фонтаном хлынула в чашу для возлияния. Рев, задохнувшись, умолк, и голова упала на камень.
Одна из жриц подала Ариадне длинный шест с султаном на конце, и та взяла было его в руку, но тут же оставила и обратилась к нам по-эллински:
– Вас следует очистить перед ликом наших богов. Есть ли среди вас такие, кто пролил кровь родича? Говорите не скрывая. Проклятие обрекает солгавшего на смерть.
По-критски она говорила как настоящая богиня, но сейчас она запнулась, и я услышал человеческий голос.
Шагнув вперед, я сказал:
– Я убил. Недавно я убил несколько двоюродных братьев, троих из них собственной рукой. По моей вине погиб и брат моего отца, хотя и не я проливал его кровь.
Она кивнула и что-то сказала жрицам. А потом обратилась ко мне:
– Подойди сюда. Ты примешь очищение отдельно.
Движением руки она послала меня к алтарю, с которого еще стекала бычья кровь. Теперь я оказался рядом с ней и увидел в нарисованных бровях мягкий пушок. Воняло свежей кровью, но я все же подумал: «Пусть она и зовется воплощенной богиней, однако я ощущаю в ней женщину».
Она говорила, отмеряя каждое слово, будто отсчитывала золотые песчинки:
– По какой причине убил ты этих людей? В ссоре? Или того требовал долг пролитой крови?
Покачав головой, я ответил:
– Нет. В битве, защищая царство моего отца.
Она спросила:
– А он – законный царь?
Тонкие темные волосы ее слегка блестели, витой локон упал на грудь. Мне были видны крохотные складки на позолоченном соске. Вспомнив, где мы находимся, я сделал шаг назад и сказал:
– Да.
Она сосредоточенно кивнула, я видел, как опустился и поднялся локон, и кровь забарабанила в моих ушах.
Наконец она проговорила холодным голосом, медленно произнося слова:
– И ты был рожден во дворце царя? От одной из его женщин?
Я поглядел ей прямо в глаза, она не отвернулась, лишь дрогнули веки.
– Моя мать – повелительница Трезена, – отвечал я. – Дочь царя Питфея и царицы его Климены. Я – Тесей, сын Эгея, сына Пандиона, пастырь Афинский.
Она стояла прямая и строгая, как то изваяние в святилище, и лишь крохотный знак на диадеме, следуя ее движениям, трепетал, отбрасывая свет.
– Тогда объясни, – проговорила она, – почему ты здесь?
Я отвечал:
– Дабы предложить себя богу ради спасения людей. Мне был знак.
Настало молчание, я ждал. Наконец она проговорила быстро и легко:
– Ты можешь быть очищен от крови, потому что защищал отца.
Жрица вновь предложила ей жезл, но она отвернулась и, погрузив палец в дымящуюся чашу с бычьей кровью, начертила на моей груди знаки треугольника и голубки. Я ощутил кожей горячую липкую кровь и прикосновение кончика ее пальца, холодного и гладкого. Он словно пронзил меня. Я старался не глядеть на нее: опасно даже в мыслях срывать одежды с богини, – и все-таки поднял глаза. Но она уже повернулась к чаше с водой, которую ей поднесли, чтобы омыть пальцы.