Тест на любовь
Шрифт:
— Да.
— Но ты не выглядишь мэтром… Салли пожала плечами:
— Я рано начала.
— И никак не можешь остановиться. Экспериментируешь. Везет мне на разные опыты!
— Я знаю, Иржи Грубов — твой муж. Он талант.
— Еще бы. Он просто гений. А ты давно тут сидишь?
— Сегодня или вообще?
— Сегодня.
— Ну, как сняли тебя с кресла, положили, я и сижу…
— Жди новых куколок. Они полетят сюда одна за другой.
— Ты не рассказываешь лишнего?
— Можно подумать, ты не сможешь отличить их. Салли тоже засмеялась:
— Ты веселая. Слушай, давай-ка не будем ходить вокруг да около. Пойдем выпьем?
— Это
Они направились в бар. Ирма прислушивалась к себе, пытаясь понять, как ведет себя ее тело. В желтеньких брючках и белоснежной рубахе, пузырящейся на горячем, слегка влажном ветру, в желтой панамке и темных очках, Ирма походила на стрекозу. Но тело говорило ей только об одном — рядом Салли, с которой можно получить невероятное удовольствие. Она пыталась злиться на себя, но справиться с собой не могла. В голове стучала одна мысль — этого ей Иржи не запрещал. Это не может повредить ее делу.
В баре было полутемно. Благовония курились и здесь.
Минь не мог жить без ароматов. Голова Ирмы приятно поплыла.
Салли склонилась к ней и шепнула:
— Ты мне очень нравишься, Ирма. Понимаешь? Ирма посмотрела на нее бездонными холодными серыми глазами и медленно кивнула:
— Понимаю, сестра.
— Хочешь?
Ирма отпила виски, пристально посмотрела в темные, почти агатовые глаза. В них светился огонек, который, казалось, разгорался, трепеща и обещая. Голова все больше кружилась. Ох, этот Минь, в его владениях переселяешься на небеса, и чувствуешь себя совершенно свободной, и хочешь быть счастливой. Сердце Ирмы забилось сильнее. Она давно хотела познать то, что еще оставалось для нее не познанным. К тому же, участвуя в эксперименте, она не видела другого варианта получить удовольствие, которого жаждет. Она медленно кивнула, не отрывая взгляда от Салли. Та потянулась к ней, Ирма обратила внимание, какая тонкая, но крепкая рука — рука хирурга с сильными пальцами и аккуратными ногтями.
— Да.
Не допив виски, они поднялись и вышли из прохлады бара. Молча направились к Салли в номер.
Ирма улыбалась — она не делает ничего, о чем предупреждал Иржи. Этого он не запрещал.
Хотя мог ли он предположить подобное?
Комната Салли оказалась большой и светлой. Оранжевые занавески на окне золотили все вокруг, огромная кровать посредине казалась покрытой золотистым песком. Тихая музыка, неизвестно откуда лившаяся, напоминала шепот моря.
Огромные букеты в вазах, расставленных повсюду, благоухая, наполняли комнату. Салли подошла к Ирме. Взяла ее руку, тонкими пальцами провела по ней от запястья к плечу. Ирма вздрогнула, сердце забилось чаще. Потом пальцы Салли пробежались по тонкой белой шее Ирмы.
— Как ты прелестна, сестра. — Салли покачала головой. — Ты безукоризненна. Ты создана для наслаждения. Я научу тебя получать настоящее…
У Ирмы перехватило дыхание. Такого она не испытывала давно.
Салли расстегнула три пуговицы рубашки, она соскользнула с плеч. Под ней не было ничего.
— О, дорогая сестра. Я видела тебя всю, когда занималась тобой. Я знаю тебя лучше, чем ты себя. Расслабься… Пойдем…
Горячая волна под тихую музыку на песчаного цвета простыне захлестнула Ирму… Больше она не думала ни о чем, качаясь в волнах страсти…
Солнце зашло за горизонт, занавеси на окне поблекли, потом потемнели. Простыни больше не были ровными песчаными, аромат цветов стал терпким, а музыка глуше. Отдыхая от удовольствия, Ирма повернулась
— Тебя мне послал сам Господь.
— Едва ли, сестра. — Она засмеялась. — Скорее всего кто-то из преисподней. — Она обняла ее и крепко поцеловала в губы.
— Ты не понимаешь, о чем я подумала.
— Боюсь, понимаю. И я согласна…
— Неужели ты читаешь мои мысли, дорогая?
— Мы просто очень похожи, сестра, и обладаем тем, что можно соединить и сделать вместе то, чего мы хотим обе.
Салли Гриффит была опытным врачом.
— Я работала в Хьюстоне, — рассказывала она Ирме. — Потом мне осточертели чужие кишки, у меня были деньги, и я решила поехать посмотреть мир. Я насмотрелась и на мир, и на все остальное. Я поняла: в этом мире главное — деньги. Без них нет никакого смысла жить.
Ирма засмеялась.
— Не думала, отправляясь сюда, что загружусь настолько основательно, Салли…
— Да, сестра. Я же стараюсь.
— Слушай, Салли, а что ты искала, катаясь по миру?
— Что я искала? Все мы ищем одно и то же — себя. Мы рождаемся и теряем себя, свою исключительность в мире других. Каждому хочется быть единственным, неповторимым. Ты согласна со мной? Я знаю, согласна. Не таким, как все. Но, приходя в мир людей, ты становишься одним из миллиардов. Кого-то это вполне устраивает. Ему даже теплее в такой толкучке, но не нам с тобой, Ирма. — Она помолчала. Потом провела рукой по волосам Ирмы. — Я познала все. И выбрала, что мне подходит, что больше всего нравится. Понимаешь, все запреты — церковные, общественные — созданы для одного: вогнать нас в рамки, в систему, чтобы проще управлять. Кто понимает это — вырывается и выходит за рамки. Их вталкивают снова, чтобы не дать узнать про это другим. Но мы-то с тобой знаем, потому нам ничего не страшно. — Потом Салли бросила взгляд на Ирму и задала неожиданный вопрос; — А как ты думаешь, Иржи кто — добрый гений больных и несчастных или естествоиспытатель?
Ирма обратила к ней бездонные глаза, но молчала.
— Я не верю, что человек, одержимый какой-то идеей, способен ставить опыты в чистом виде, — ответила Салли на свой вопрос. — Невольно, поддаваясь искушению доказать самому себе справедливость того, что сам придумал, он обязательно подтасует факты.
Сердце Ирмы сильно забилось. Салли произнесла вслух именно то, о чем она думала не раз, но у нее не было возможности узнать точный ответ.
Ирма вернулась домой в назначенный день. Иржи сам встречал жену в аэропорту. Завидев издали тоненькую фигурку, он взволнованно потирал руки. Ну как, как? Все ли получилось? Одно дело придумать план, технически исполнить его, но главное — курьер. Его организм. Его выдержка.
Вообще-то он не сомневался в Ирме. Он слишком давно работал над ней.
Если бы ему сказали, что изо дня в день он трудился над ней как Создатель, готовя из нее инструмент, с помощью которого пойдет к своей цели, Иржи вряд ли согласился бы. Но как человек, одержимый собственной идеей, он каждым своим шагом, даже, казалось бы, не имеющим ничего общего с главной целью жизни, приближается к этой цели. Потому что сама идея захватывает человека целиком.
Иногда Иржи одолевало странное беспокойство — а не делает ли он чего-то дурного? Он хорошо помнит опасный, греховный толчок в груди в тот момент, когда понял, что Ирму надо оперировать. Этот толчок был сродни радости, но Иржи пытался увидеть в нем особый знак, разрешение свыше на эксперимент.