Тест на любовь
Шрифт:
Операцию он делал тщательно. По полной программе он готовил ее к будущей работе на его идею. В ту пору эта идея только возникала, оформлялась в сознании, он еще не знал, как ее осуществить. Самое главное, надо было подвести Ирму к ней настолько искусно, чтобы она сама предложила себя в курьеры. А для этого жена должна знать, что он спас ей жизнь.
У человека нет ничего более ценного, чем жизнь, и за нее, сохраненную, он способен пронести благодарность через весь остаток дней.
Гистологию больной Ирмы Грубовой доктор Грубов
— Иржи! — Ирма кинулась к мужу.
— Моя девочка! — Он схватил ее, обнял, крепко прижал к себе.
— Все хорошо, дорогой. Все слишком хорошо, — прошептала она ему в самое ухо.
— Молодец. — Он поцеловал ее в щеку. — Поехали. Иржи сам вел машину, осторожно, плавно, точно вез огромный аквариум с золотой рыбкой.
— Мы сразу едем в клинику?
— А ты не хочешь отдохнуть?
— Нет-нет, я хочу закончить свой рейс.
Она радостно смеялась. Ветер трепал кудряшки, врываясь в люк на крыше.
— Хорошо.
— Я готова лететь снова хоть завтра.
— Нет, Ирма, мы должны за тобой понаблюдать. Отдыхай.
Она не хотела отдыхать. Наслаждение, внезапно открывшееся ей, полученное столь необычным образом, требовало продолжения. Ирма думала, как ей поступить. Может быть, вызвать Салли в клинику? Нет, невозможно, Салли нужна у Миня.
Внезапно Ирма подумала: а почему эта форма удовольствия так потрясла ее? Разве она замечала за собой когда-то лесбийские наклонности? Ирма замерла от столь неожиданно возникшего у нее вопроса. Она стала напряженно рыться в памяти. Она — девочка, нянька завязывает ей бант в волосах, потом гладит руками по спине, потом ниже, по бедрам, шлепает, задрав платье, щекочет губами шею. Она смеется…
Входит мама, почему-то кричит на няньку, та что-то говорит, а она, Ирма, стоит, не понимая, что происходит, ей хочется, чтобы нянькины руки и губы ласкали ее… Потом она лежит в постели с мамой, кладет руки на ее теплую грудь, но мама почему-то сбрасывает их и сердится… А Ирма вся горит…
Нет, ничего не бывает просто так, у всего есть своя причина.
Клиника была пуста. Иржи занялся Ирмой.
— Все идеально, — объявил он.
— И много получится лекарства? — поинтересовалась Ирма.
Он подумал. Потом сказал.
Она покачала головой и изумленно проговорила:
— Мы получим за это…
— Я думаю, ты хорошо считаешь. — Иржи засмеялся.
— Я хорошо училась в школе.
Ирма одевалась, говорила с мужем, а в голове звучал голос Салли. Ее шепот. Волнующая музыка…
Иржи остался в клинике, а Ирма поехала домой. Вечером, лежа в постели, она ворочалась, словно пыталась отыскать там несуществующую Салли.
Потом сказала себе — стоп, достаточно. Лучше начать думать о другом.
Ирма слетала во Вьетнам еще два раза, Салли была так же нежна, как и прежде. Ирма была без ума от нее. Именно так — трезвая, расчетливая женщина нашла то, чего, оказывается, хотела всегда. Но не знала, что это такое.
Ласки Салли доводили ее до экстаза, ничего подобного она не испытывала ни с кем. Она не желала расставаться с Салли ни на минуту.
— Сестра, давай поклянемся в вечной любви. — Ирма не отводила глаза от Салли. — Я готова ради тебя на все. А ты?
— Да, клянусь. Я тоже. Я сделаю все ради тебя, — сказала Салли.
Они нежно поцеловались.
После третьей поездки Иржи освободил Ирму от предмета.
— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Никакой неловкости? Все в порядке?
— Мы много заработали? — не отвечая на его вопрос, спросила Ирма.
— Думаю, да. По крайней мере на ближайшее время нам ничего не надо от Энди. Лаборатория работает. Больные покупают лекарства. Чем больше пациентов, тем больше нужно лекарства.
— Тем больше мы получим денег.
— Тем солидней клиника. Они захохотали и обнялись.
— Ты мой клад, Ирма. Ты сама не понимаешь, какую революцию в медицине мы совершаем!
6
Итак, Ольга Геро приехала. И поразила Ирму своим видом. Впрочем, подумала она, когда они виделись в Москве в последний раз, Ольга тоже была не слишком хороша. Да, конечно, как всегда одета с иголочки, причесана, но нет блеска в глазах, выделявшего ее из любой толпы. Человека, занятого своим делом, управляющего собой и своей жизнью, легко отличить от покорившегося чужой воле.
Они сидели тогда с Ольгой в привычном для них месте баре Дома журналиста. Довольная, веселая, Ирма смотрела на Ольгу. Был полдень, в баре никого, бармен Слава надевал галстук-бабочку, готовясь к приему посетителей.
Ольгу что-то мучило. Ирма несколько секунд смотрела на нее молча, потом сказала:
— Дорогая, только не уверяй меня, что с тобой все в порядке. — Ирма прекрасно говорила по-русски, у нее был дар к языкам, она учила его в школе и в университете, но казалось, что она всю жизнь провела в доме с окнами на Никитские ворота, в центре Москвы. То же протяжное московское «а», что и у Ольги, те же словечки, которые, вероятно, занесли московские гости из разных редакций, да и она сама часто ездила в Москву. — С тобой не все в порядке. Не пытайся вешать мне лапшу на уши.
Полутемный бар освещали разноцветье шара, который вращался под потолком, и экран телевизора. Они пили коньяк, бармен пытался им налить по сто граммов, но дамы наотрез отказались.
— У нас доза, — заявила Ирма.
— Понимаю. — Он свел брови и хитро подмигнул: — Тогда парижского, а?
— Естественно, — снова кивнула Ирма. И ослепительно улыбнулась молодому симпатичному мужчине.
Телевизор внезапно оглушительно заорал, но Ольга не обратила внимания и, как обычно она делала, на сей раз не направилась решительным шагом к нему, чтобы бестрепетной рукой усмирить. Сейчас она даже не слышала голосов из телевизора, поглощенная собой.