Тетрадь найденная в Сунчоне
Шрифт:
Это была не галлюцинация: передо мной сидел он.
7
Харшбергер сказал по-японски:
– Я провел расследование по делу о зверском убийстве пленных американских летчиков на полуострове Миура в конце мая тысяча девятьсот сорок пятого года и точно установил фамилии всех японских офицеров, имевших отношение к этому делу. Ваша настоящая фамилия мне известна.
Затем он начал рассказывать о своем участии в подготовке материалов для ряда судебных процессов, состоявшихся на островах Гуам и Кваджелейн. Эти процессы показали, что японские офицеры систематически умерщвляли пленных американцев и совершали даже каннибальские действия согласно старинному японскому воинскому обычаю. По приговору американского военного суда за каннибализм казнено несколько десятков видных японских офицеров во главе с генерал-лейтенантом Татибана и вице-адмиралом Мори. И что самое интересное, из показаний обвиняемых выяснилось, что один подполковник, ставший позднее офицером для особо важных поручений при главной квартире, принимал в бытность на островах Макин и Эниветок деятельное участие в этих древнеяпонских банкетах. Этот мерзавец подлежит военному суду, как военный преступник категории "Си", разряда "Тигры". Категория "Си" - это те, кто совершал чудовищные бесчеловечные деяния, а в разряд "Тигры" включены все, кто совершал людоедские обряды. Этот подполковник-тигр будет наверняка повешен. Амулет ему не поможет.
Харшбергер провел пальцем по горлу и подмигнул мне. Затем вызвал секретаршу и, передав ей записку, приказал:
– Возьмите в картотеке военных преступников сведения на этого господина.
– Укажите категорию и разряд, - сказала секретарша, - чтобы быстрее найти.
Харшбергер написал что-то на записке. Взглянув на нее, секретарша приоткрыла рот и уставилась на меня с жадным любопытством. Она вышла из кабинета, не сводя с меня глаз.
Через некоторое время Харшбергер спросил сугубо официальным тоном:
– А почему вы оказали сопротивление нашей военной полиции?
– Потому что меня арестовали по ошибке. Я хотел поймать красного...
– Вы ударили одного человека...
– Этот студент красный; он бежал...
Харшбергер стукнул костяшками пальцев по столу:
– Вы ударили сотрудника нашей контрразведки в нос и еще в одно место. И кажется, изувечили. Он преследовал известного красного лидера. У нас имеются все основания обвинить вас в том, что вы по заданию Японской коммунистической партии пытались убить сотрудника Си Ай Си. Готов держать пари, что военный суд расправится с вами как следует.
– Если меня потащат на суд, я могу рассказать о том, как некоторые пленные американские офицеры выдавали важнейшие стратегические тайны, чтобы спасти свою жизнь.
– А у вас есть доказательства?
– с улыбкой спросил Харшбергер. Показания американского офицера не записывались ввиду чрезвычайной секретности, и только ваш военный министр, генерал Анами, во время допроса, который он производил самолично, сделал кое-какие пометки в своем блокноте. После капитуляции нам были переданы все бумаги из сейфов военного министра, в том числе и блокнот министра, но, так как все записи в этом блокноте, сделанные иероглифической скорописью, не поддавались прочтению, этот блокнот, на основании моего заключения, был сожжен вместе с другими бумагами, не представлявшими интереса. Так что вы ничем не сможете подкрепить свои слова. Суд не поверит голословным заявлениям военного преступника.
– По пометкам, сделанным министром, мной была составлена всеподданнейшая докладная записка. В ней точно указана фамилия пленного американца, давшего сведения о предстоявших операциях "Олимпик", "Коронет" и "Серебряное блюдо". Я назову на суде фамилии нескольких старших офицеров из секретариата Высшего совета по ведению войны, которые читали эту записку, ответил я.
– Назовите этих офицеров.
Я сделал вид, что пытаюсь вспомнить, но затем отрицательно покачал головой.
– Не хочешь сказать?
Он схватил большую настольную зажигалку и швырнул в меня. Зажигалка попала мне прямо в ухо.
Я понял: мое сообщение о том, что имеются живые свидетели, было неожиданным для него. Он считал себя в полной безопасности, но вдруг оказалось, что я держу его тайну в своих руках. Мы были в одинаковом положении: "держали друг друга за хвост".
Харшбергер с шумом отодвинул кресло и, подойдя ко мне, гаркнул:
– Встать, грязная тварь! Не забывайся! Я тебя выучу европейским манерам!
Я встал. Он взял два карандаша со стола:
– Назови фамилии этих офицеров. Скажешь?
– Я не помню сейчас. Клянусь...
– Давай руку.
Он приказал мне растопырить пальцы и вставил между ними карандаши.
– Сейчас начну сжимать и буду жать до тех пор, пока не выжму все! Но я не советую упрямиться. Зачем зря мучить себя? Вы не хотите назвать фамилии, чтобы сохранить козырь на всякий случай. Так?
Он посмотрел мне в глаза:
– Вы держите этот козырь, потому что боитесь меня?
– Да. Я боюсь вас, и вы боитесь меня. У нас одинаковое положение.
– Нет, у меня преимущество. На этот раз вы сидите у меня в качестве пленного. Но... можно говорить по-деловому. Как вы считаете?
Я кивнул головой.
В дверь постучали. Харшбергер бросил карандаши на стол и вернулся на свое место.
– Войдите!
– крикнул он.
Вошла секретарша и положила на стол листок с прикрепленной к нему карточкой. Затем подняла с пола зажигалку и, передав своему начальнику, вышла. Пробежав карточку, он удивленно посмотрел на меня и приказал повернуть голову. Я повернул. Он протяжно свистнул.
– Шрам на месте. Значит, это вы.
– Он откинулся на спинку кресла и тихо засмеялся.
– Я так обрадовался нашей встрече, что совсем забыл о том, что вас уже давно нет в живых. Ваш труп был найден на дворцовой площади, сожжен и пепел передан вашей семье. Эти данные совершенно точны. Картотека второго отдела основана на самых достоверных сведениях.
– Разумеется, - вежливо подтвердил я.
– А ловко придумали, мерзавцы!
– сказал он с восхищением.
– Только азиаты могут придумать такое... одни зарезались, а другие присвоили их трупы... Понятно, почему почти все, кого мы включили в разряд "Тигры", оказались мертвыми. Значит, они так же мертвы, как вы... Тело в могиле, а дух шатается по городу.
– Это получилось только со мной, и то случайно, - сказал я, опустив глаза.
– Я приготовился умереть, но мне помешали... а потом как-то не пришлось. Но мои друзья действительно покончили с собой, как подобает доблестным людям. Их почетная кончина...
– Короче говоря, вы струсили. А кто эта ваши доблестные друзья?
Я назвал имена Дзинтана, Муссолини, Кацумата и Минэ. Когда я сказал, что все они в свое время служили в штабе Квантунской армии, Харшбергер записал их имена и спросил, окончил ли кто-нибудь из них школу Накано, выпускавшую работников секретной службы. Я ответил, что школу Накано кончили Муссолини и Кацумата. Харшбергер опять что-то записал.