Тетради

Филиппов Андрей

О революции он говорил так: Ленин ходил по деревням, потом уехал в Швейцарию, а когда приехал, сказал, что все врут, а верить надо только большевикам. И тогда в него стрельнула Каплан, её посадили в Шлиссельбург и дали читать книги, а она через 13 лет поняла, что сделала неправильно. И сдохла.

С подробностями рассказал он о том, как отрубил топором голову одному мужику, который плохо к нему относился, а когда его посадили в тюрьму, размозжил молотком голову одному вору, который вздумал над ним издеваться. Когда же его освободили раньше времени за примерное поведение, он на вольном поселении рашпилем пришиб своего начальника по работе.

Дед Илья любил выпить «пуншик», намешав водку с чаем и сахаром,

а то «так она горькая».

С виду дедушка маленький, щупленький, с бородой и ясными глазами.

Вздорнов. Плавающие сапоги

Отправились я, Кузя и Алина в Ферапонтово, зашли в монастырь и долго смотрели портальную роспись Дионисия. Собираемся уже уходить, а тут из церкви выходит человек. Как выяснилось впоследствии, это был Вздорнов – автор многих книг по русской иконописи. Он пригласил двух мужиков посильнее помочь ему, мы и ринулись.

Провели в церкви более двух часов, осмотрели все фрески, кроме тех, которые на барабане. Кузя даже снял много. Фрески прекрасные. В отличие от того, что я видел до этого, здесь чёткий иконографический рисунок. Основные цвета – голубой, охра, фиолетовый и зелёный. Вообще всё так здорово, такие композиции, мы долго не могли очухаться.

Как вышли, встретили девок из Москвы. Познакомились с Олей, реставраторами и со Светой. Купили водку и провиант. Кузя сплавал за плавающими сапогами, которых и не было вовсе.

Москвичка Света

Коля Чехин – хозяин

Андрей Репрёв

После всего этого вернулись в Щёлково, где встретили Колю и деда Илью. Пили водку и «Стрелецкую». В доме собралась целая толпа московских гостей. Кроме одного – все девки. Кроме вышеуказанных были ещё две девки – дети цивилизации. Коля рассказал мне анекдот про Васю Вакума.

< image l:href="#"/>

Москвичка Оля, А. Кузнецов и его сестра Алина в Щёлково

Проводил я совсем пьяного деда Илью до дома – то-то ему бабка задаст. Когда уже стемнело, бегали купаться с Олей и Кузей, но я не добежал, так как очень замёрз. Вернулся назад посрамлённый. А они купались. Долго рисовали Колю, но без похожести, и друг друга.

В кромешной тьме ходил за водой на озеро. Чуть не упал с мостков со страха.

Чего об этом говорить

13.08.84 (по памяти). С утра пошли провожать Кузю на автобус. По дороге зашли посмотреть ещё раз портальную роспись, хотя музей и был закрыт. Нам опять круто повезло: тот же человек, что и вчера, впустил нас посмотреть портал и даже провёл в собор. Там провели часа полтора – облазили всё, были и в верхнем барабане.

Пантократора рассматривали в упор. Ветхозаветные праведники поразительные. В росписи трудно что-либо выделять – всё велико прекрасно. Можно говорить о том, что больше запомнилось: лик Николы в правой апсиде, три Благовещения, Мария и Елизавета, обнимающиеся в ракетной композиции, ангел и человек у ног его на коленях на западной стене справа – это из сцены Страшного суда, который представлен как видение как раз человеку на коленях, ветхозаветные праведники внизу барабана под архангелами, Святые Соборы на южной стене, да и многое другое.

Чего об этом говорить.

Без Кузи. Погода и живопись

Проводили Кузю и остались вдвоём с Алиной – его сестрой. Завтра начну писать.

20.08.84. Дождь, ветер. Погода дрянь. Уже неделя, как Кузя уехал. После его отъезда, на следующий день (14.08.84), погода тоже стояла паршивая, но дождь кончился, и я начал пейзаж с дороги на Ферапонтово, на северо-запад, с полем и стогами. А когда пришёл домой, т. к. начало моросить, из окна писал вид на монастырь с озером и убегающей от дождя лодкой.

Ферапонтов монастырь из Колиного дома в Щёлково

Ферапонтовское озеро. Узково

Пришли московские девки из гостиницы (дети цивилизации) и мне помешали. Пошли вместе в Канышово [4] к Оле, Андрею, Маше и Свете (Алина ушла туда с утра). По дороге меня мутило от их разговоров об общих знакомых.

Встретили меня в Канышово неприветливо. Слава Богу, Оля догадалась под конец предложить купить водки, и я с ней помчался к закрывающемуся магазину. А бегает она неплохо. Успели. Пили, ели. Донимали мухи. Домой шёл, покачиваясь.

4

м. б., Кнышево?

На следующие дни писал. И вот со вторника до воскресения – семь работ и одна начата. Причём работы хорошие. Правда, большинство ещё не дописаны: может быть, поэтому и хорошие? Написал жалостливое письмо Саше.

Я попал в странную обстановку, когда я самый старый и могу всех учить жить и даже писать. А они слушают и хвалят мои работы. А Оля – молодец, в живопись врубается и сама неплохо пишет. Это без эмоций, только наблюдения. У Андрея живопись сухая и скучная, кажется испорченной. Похоже, он способен на большее, но вернуться ему будет трудно, может и невозможно. У Светы хорошие рисунки, один выпросил. О Маше говорить нечего.

Лепендушки и два помидора

Дни пролетели быстро, хотя каждый был очень долгим. Работал утром и вечером, а иногда и днём. Только сегодня пока ничего не пишу. На днях были на дне рождения Вити из деревни Мыс, что за Канышовым [5] вторая деревня.

Витя человек замечательный. Пили водку. Его мама угостила нас домашними ватрушкой и «лепендушками» – его любимым кушаньем.

Он рисует портреты, но все порвал, и когда об этом узнал, а порвал он их во хмелю, то это была просто трагедия. Мы его утешали как могли. Он привёл гармониста без ноги – бывшего танкиста и врача-стоматолога, который весь вечер играл и пел нам разные песни, в основном массового репертуара. Мы, а особенно я, подпевали ему как могли. Он очень нас полюбил, а особенно меня. Я тоже проникся к нему. Манерность исполнения, заимствованная у популярных певцов пятидесятых и начала шестидесятых годов, полная искренность и очень динамичное до смешного лицо. Он говорил, что его гармонь не берёт высокого тона, не то что баян. На что наш мудрый хозяин заметил: «А чем отличаются два стакана?»

5

Точно, Кнышево. Все деревни вокруг Ферапонтовского и переходящего около Усково в Бородаевское озёр.