Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино
Шрифт:
– А там и дальше было?
– спросил папа.
– Ой, там так много дальше было, закачаешься!
– ответил оглы. Тамару Семёновну наградили значком "Спасибо" первой степени. Я потом, вечером дорасскажу.
Они с Тамарой Семёновной ушли на почту к Печкину с военными пенсионерами праздновать. А дядя Фёдор с Шариком и Матроскиным совещание устроили.
– Хоть наш кабан и противный, - говорит Шарик, - а мне всё равно не хочется, чтобы его стреляли.
– А я, - говорит Матроскин, - не хочу, чтобы и лося подбили.
– Меры, значит, будут такими, - говорит дядя Фёдор.
– Ты, Шарик, с утра побежишь кабана предупреждать, чтобы в леса уходил подальше. Туда, к Троицкому. Ясно?
– Ясно, - говорит Шарик.
– И чтоб там лежал тише воды, ниже травы. Пока охотники не уедут.
– Понял, - слушается Шарик.
– Потом ты к Матроскину вернёшься, - продолжает дядя Фёдор. Раненько утром вы сядете верхом на Гаврюшу и такую путаницу из следов сделаете, чтобы у их Никитича глаза на лоб повылазили.
– Я на Гаврюшу сесть не могу, - возражает Матроскин.
– Он как бешеный носится. Я на Мурку сяду. Мы с ней душа в душу живём. Пусть Шарик на Гаврюшу усаживается. Они спелись.
– Хорошо, - соглашается дядя Фёдор.
– Ты на Мурку садись, а Шарик на Гаврюшу, пусть как бешеный носится. Охотники и подумают, что здесь целое стадо лосей прошло. Ясно тебе?
– Чего ж тут неясного, - отвечает Матроскин.
– С собой вы возьмите все ботинки, какие в доме найдутся. И все кеды и калоши.
– Это зачем ещё?!
– удивляется Матроскин.
– Вот зачем. Вы Мурку и Гаврюшу в глубину леса заведёте. Они по первому снегу следы "лосевые" оставят. В лесу вы их остановите и на ноги им кроссовки привяжете и другую обувь. Дальше они в кроссовках пойдут. Следопыт увидит, что в лес следы лосевые пришли, а из леса не выходят. Значит, лоси остались в лесу спать. Они этот лес окружат и будут пустой лес до ночи караулить. К ночи они намёрзнутся и ни с чем уедут. И наши лоси целы останутся.
Этот план коту и Шарику очень понравился. Так они и решили с утра действовать.
...Мама и папа в это время на сеновале мёрзли. Мама говорит:
– Ты знаешь, Дима, я как-то себе жизнь в Простоквашине по-другому представляла. Я теперь поняла, что мне на работе больше нравится. Я там душой отдыхаю, когда мы товар в нашем магазине по прилавкам раскладываем.
– Да и я, - отвечает папа, - больше люблю в нашем гараже тормозные колодки менять, чем здесь на этой холодрыге педагогикой заниматься.
– Давай удерём, - предлагает мама.
– Ребёнок наш в хороших руках останется. Тамара за ним приглядит.
– Если он от неё не скроется, - соглашается папа.
– Ну а если скроется, - говорит мама, - он всё равно не пропадёт. У него такой кот есть, до которого тебе расти и расти. Он всё умеет: и температуру мерить, и кашу варить. Если такой кот есть, - пошутила мама, - никакого мужа не надо.
– Что верно, то верно, - согласился папа.
– Был бы у меня такой кот, я бы, может, и не женился никогда.
К этому времени фонарь во дворе замерцал. Так здорово колпачок белого света над снегом двигался. И в него то одна нога входила, то другая. Это Иванов-оглы вернулся дальше историю про охотничий случай рассказывать. Все вокруг него собрались. И Шарик, и Матроскин, и дядя Фёдор. И папа с мамой с сеновала подтянулись.
– Ну и что дальше там было с собачками?
– спросил папа.
– Вот что. Через два месяца одна собачка, самая шустрая, четырёх щенят родила. А кто её просил? Ей склад охранять надо, а она со щенятами. Мы и решили щенят у неё отнять и под окотившуюся козу подложить. У козы молока много - выкормит.
– А нельзя разве было щенят раздать населению?
– спросил папа.
– Конечно, нельзя, - ответил оглы, - это же государственное имущество. Так можно и танки раздать.
– И что коза, выкормила?
– спросил Матроскин.
– Ещё как! Такие собачки получились - загляденье. Крепкие, активные! Пришла пора их на службу ставить.
– В армию призывать, - сказал папа.
– Не надо их призывать, - объяснил Иванов-оглы.
– Они и так в армии. Мы с товарищем полковником вызвали инструктора-дрессировщика. Приехал специалист с помощником, стал их к сторожевой службе готовить. День готовит, два готовит, потом приходит весь в слезах. "Уберите от меня этих собак!
– говорит.
– Это служебный брак". Мы спрашиваем: "Почему брак". Он говорит: "Смотрите".
Иванов-оглы рванул стакан воды от волненья и продолжил:
– Вывел он собак на площадку и говорит: "Сидеть!" Они сели. Он говорит: "Голос". Они все как заблеют: "Ме-е-е-е-е!" Он им показал: "Гав! Гав! Гав!" Они ему: "Ме-ме-ме!" Он им опять намекает: "Гав! Гав!" Они ему опять: "Me! Me!" Он вывел им помощника и велит: "Взять!" Они как бросятся на помощника и давай его бодать. Он аж зелёный от злости стал. "Всё, - говорит, - списывайте их к чёртовой матери! Это не собаки, это козлы глупые! Вы бы их ещё в курятник поместили, чтобы они у вас кукарекали по утрам!" Плюнул он на землю и уехал. А что дальше было, я вам потом расскажу.
– А там и дальше было?
– теперь уже удивилась мама.
– Какая-то тысяча и одна ночь.
– Было-было, - ответил оглы.
– Это долгая история. Мы с товарищем полковником не привыкли отступать в хозяйственных вопросах. Мы этих собачек к делу приспособили, и ещё как!
Он ушёл на почту ночевать, и все заснули.
Глава одиннадцатая
ОХОТА
Утром Шарик чуть не проспал. Хорошо, что дядя Фёдор будильник завёл на четыре утра.
Вокруг дома ещё темень была, но какая-то светлая. Всё - и деревья и сараи - хорошо было видно. Потому что снег был чистый, чистый, чистый.