Тевье-молочник
Шрифт:
– Дайте человеку покушать!
– сказал богач. И сразу же на столе появилось чего хочешь, того просишь: рыба, мясо, жаркое, курятина, пупочки, печенка...
– Закусите чего-нибудь?
– спрашивают меня.
– Мойте руки.
– Больного, - отвечаю, - спрашивают, а здоровому дают. Однако благодарю вас! Рюмку водки - это еще куда ни шло, но усесться за стол и пировать в то время, как там, дома, жена и дети, дай им бог здоровья. Уж если будет на то ваша добрая воля...
Словом, очевидно поняли, на что я намекаю,
– Это, - говорят они, - вы отвезете домой в подарок жене и детям. А сейчас разрешите узнать, сколько прикажете заплатить вам за труды?
– Помилуйте, - отвечаю, - что значит я прикажу? Уж это как ваша добрая воля... Поладим авось... Как это говорится, - червонцем меньше, червонцем больше... Нищий беднее не станет...
– Нет!
– не соглашаются они.
– Мы хотим от вас самих услышать, реб Тевье! Не бойтесь! Вам за это, упаси господи, головы не снимут.
"Как быть?
– думаю.
– Скверно: сказать целковый, - обидно, а вдруг можно два получить. Сказать два, - боязно: посмотрят, как на сумасшедшего, за что тут два рубля?"
– Трешницу!..
– сорвалось у меня с языка, и все так расхохотались, что я чуть сквозь землю не провалился.
– Не взыщите!
– говорю я.
– Быть может, я не то сказал. Конь о четырех ногах, и тот спотыкается, а уж человек с одним языком и подавно...
А те еще пуще смеются. Прямо за животики хватаются.
– Довольно смеяться!
– сказал хозяин и, достав из бокового кармана большой бумажник, вытащил оттуда - сколько бы вы подумали к примеру? А ну, угадайте! Десятку! Красненькую, огненную, - чтоб я так здоров был вместе с вами!
– и говорит: - Это вам от меня, а вы, дети, дайте из своих, сколько найдете нужным...
Словом, что тут говорить! Полетели на стол пятерки, и трешницы, и рублевки - у меня руки и ноги дрожали, думал - не выдержу, в обморок упаду.
– Ну, чего же вы стоите?
– обращается ко мне богач.
– Заберите ваши деньги и езжайте с богом к жене и детям.
– Воздай вам бог сторицею!
– говорю.
– Пусть у вас будет в десять, в сто раз больше! Всего вам хорошего и много-много радости!
И стал обеими руками сгребать деньги и, не считая, - где тут считать! совать бумажки во все карманы.
– Спокойной вам ночи!
– говорю.
– Будьте здоровы и дай бог счастья вам, и детям вашим, и детям детей ваших, и всему вашему роду!
Направляюсь к телеге. Но тут подходит ко мне жена богача, та, что в шелковом платке, и говорит:
– Погодите-ка, реб Тевье. От меня вы получите особый подарок. Приезжайте, с божьей помощью, завтра. Есть у меня бурая корова. В свое время была корова хоть куда, двадцать четыре кружки молока давала. Да вот сглазили ее, и она перестала доиться...
– Дай вам бог долголетья!
– отвечаю.
– Можете не беспокоиться! У меня ваша корова будет и доиться и молоко давать. У меня старуха большая мастерица: из ничего лапшу крошит, из пяти пальцев затирку варит, чудом субботу справляет и колотушками ребят укладывает... Извините, - говорю, - если лишнее сболтнул. Спокойной вам ночи, всего хорошего и будьте мне всегда здоровы и счастливы!
Вышел во двор к своему возу, хватился лошаденки, - нет лошаденки! Ах ты, горе мое горькое! Гляжу во все стороны, - вот ведь беда!
– нету, и все тут!
"Ну, Тевье, думаю, попал ты в переплет!" И приходит мне на память история, которую я вычитал как-то в книжке, о том, как нечистая сила заманила набожного человека в какой-то дворец за городом, накормила, напоила его, а потом оставила его с глазу на глаз с какой-то женщиной. А женщина эта обернулась диким зверем, зверь - кошкой, а кошка - чудовищем... "Смотри-ка, Тевье! говорю я себе.
– А не водят ли тебя за нос?"
– Что это вы там копошитесь? Чего ворчите?
– спрашивают меня.
– Копошусь...
– говорю я.
– Горе мне и всей моей жизни! Беда со мной приключилась: лошаденка моя...
– Лошадка ваша в конюшне, - отвечают мне.
– Потрудитесь зайти на конюшню!
Захожу, смотрю: и правда, честное слово! Стоит, понимаете ли, моя молодица среди господских лошадей и с головой ушла в еду: жует овес на чем свет стоит, аж за ушами трещит!
– Слышь ты!
– говорю я ей.
– Умница моя, домой пора! Сразу набрасываться тоже нельзя! Лишний ус, говорят, впрок нейдет...
В общем, еле упросил ее, запряг, и поехали мы домой, довольные и веселые. Я даже молитву праздничную запел. А лошаденку и не узнать, будто в новой шкуре. Бежит, кнута не дожидаясь. Приехал я домой уже поздненько, разбудил жену.
– С праздником, - говорю, - поздравляю тебя, Голда!
– Что еще за поздравления?
– рассердилась жена.
– С какой такой радости? С чего это на тебя такое веселье нашло, кормилец мой хваленый? Со свадьбы, что ли, приехал или с рождения, добытчик мой золотой?
– Тут тебе все вместе - и свадьба и рождение! Погоди, жена, сейчас увидишь клад!
– говорю я.
– Но прежде всего разбуди детей, пусть и они, бедняги, отведают егупецких разносолов...
– То ли ты сдурел, то ли спятил, то ли рехнулся, то ли с ума сошел? Говоришь, как помешанный, прости господи!
– отвечает мне жена и ругается, осыпает меня проклятьями, как полагается женщине.
– Баба, - говорю я, - бабой и останется! Недаром Соломон-мудрый говорил, что среди тысячи жен он ни одной путной не нашел. Хорошо еще, что нынче вышло из моды иметь много жен...