Тезей (другой вариант перевода)

Рено Мэри

Он кивнул, и я как-то ощутил, что ли, что он улыбается.

– Ладно, Тезей, - говорит, - хватит любезностей. Ты их вполне достоин, разумеется; но дочь тебе расскажет, что кроме них я ничем не могу тебя одарить.

Я попытался что-то ответить, но он начал рыться в своих бумагах. Качал головой и время от времени бормотал, как это часто у больных людей, что много времени проводят наедине с собой. Я не знаю, кому он это говорил, мне или себе самому:

– Ребенком он преследовал меня как тень, этот черный теленок, клейменный позором нашим. Он никогда не давал мне забыть о себе: увязывался за мной на охоту, на корабли, в Летний Дворец... И плакал, когда я отсылал его туда, где ему было место... Звал меня отцом и таращился, когда ему приказывали молчать... Я должен был знать, что он меня уничтожит... Да, да... Даже забавно... всё получилось складно, как в старой песне: я утаил жертву, и это принесло мне смерть. Если бы боги на самом деле существовали, они не смогли бы устроить это лучше, чем получилось.

Он умолк, стало слышно, как мыши шуршат за книжной полкой.

– Здесь теперь остались лишь рабы. Высочайший стоит у двери и приглашает войти нижайшего... Да, человек уже мертв и созрел для катафалка; но царь должен пожить еще немного, дожить до завершения дела своего. С этой девочки, Тезей, всё должно начаться снова. Посмотри, она не слышит нас?

Я шагнул к двери и увидел ее при свете звезд - она сидела на парапете подземного храма.

– Нет, - говорю.

Он наклонился вперед в своем кресле, пальцы впились в подлокотники... Шепот его едва пробивался из-под маски, - мне пришлось наклониться, чтобы слышать, - и я едва не задохнулся от этого запаха, но не подал виду: помнил, что он только что сказал о рабах.

– Я не говорил ей, она и так уже видела слишком много зла. Но я знаю, что сделает этот скот дома нашего. Он пообещает критянам Критское царство, к этому уже идет; но в Критском царстве он может царствовать лишь по праву Владычицы. В древние времена критские Миносы женились на своих сестрах, как египтяне сейчас...

У меня сердце замерло. Но вместе с тем - теперь, когда все стало ясно, - стало как-то спокойнее. И я на самом деле понял теперь, почему Великий Минос принимает у себя бычьего плясуна с материка, незаконного сына какого-то мизерного царя, и предлагает ему Богиню. И почему она говорила так об убийстве своего брата, сына матери своей, - тоже понял. Да, она уже видела много зла, она догадывалась.

Я собрался с духом:

– Государь, - говорю, - я послал известие отцу, что я жив, и просил его прислать мне флот.

Он выпрямился в кресле.

– Что?.. Дочь мне ничего не говорила об этом.

– Эта тяжесть не для девичьих плеч, - говорю.

Он кивнул своей золотой головой и задумался.

– Ты получил ответ?
– спрашивает.
– Они придут?

Я уже вдохнул для ответа - и тут сообразил, что собираюсь говорить не то что надо, детская болтовня получится. Эта встреча научила меня самооценке.

– Не знаю, - говорю.
– У моего отца мало кораблей. Я сказал ему, чтобы он попытался привлечь Великого Царя Микен.

Он повернул голову, чтоб взглянуть на меня, но я уже знал, что теперь скажу все как надо:

– Допустим, Великий Царь сказал отцу: "Тезей твой сын, но не мой. Это он говорит, что Кносс можно взять, но он бычий плясун и хочет вернуться домой. Что, если мы пошлем корабли, а Минос их потопит? Мы все тогда станем рабами". Мой отец осторожный человек; если Великий Царь скажет так, то отец увидит смысл в этих словах.

Он тяжело кивнул.

– А теперь слишком поздно посылать снова, - говорит.
– Зимнее море.

– Тогда, - говорю, - мы должны рассчитывать на себя. Если эллины придут - тем лучше.

Он откинулся в кресле.

– Но что ты сможешь?

– Кроме меня есть еще плясуны, - говорю.
– И они будут драться. Все, даже трусы, даже девушки, - все пойдут на всё за надежду на жизнь. Я достаю оружие для них, и с ними я захвачу Лабиринт, если нам хоть кто-нибудь поможет за стенами Бычьего Двора.

Он потянулся за какими-то листками, что лежали на столе.

– Есть еще несколько человек, которым можно верить, - говорит. И прочитал мне несколько имен.

– Только не Дромей, государь, - перебил я.
– Он зашатался; я видел его в Малом Дворце.

Он вздохнул и оттолкнул бумаги:

– Я воспитывал его с детства, - с тех пор как умер его отец...

– Но зато есть Пирим, - говорю.
– Он устоял, у него есть сыновья... И они будут знать, на кого еще можно положиться. Но у нас две проблемы: оружие - и кто-нибудь, кто может привлечь на нашу сторону критян.

Мы поговорили еще какое-то время. А под конец он сказал:

– Как ни устал я от жизни, но буду жить до тех пор, пока вы не подготовитесь.

Я вспомнил, как плохо думал о нем из-за того, что он не вернулся к богу. Вспомнил и устыдился.

– Если получишь вести из Афин, дай мне знать.

Я пообещал. Я представлял себе, как отец въезжает через Львиные ворота, и потом вверх по крутой дороге к Микенскому Дворцу, видел его за столом с Великим Царем... Но наверху, в личных покоях Царя, отец убеждает его воевать, разжигает нетерпение вывести в море крутобокие боевые корабли этого я не мог себе представить. Слишком много тревог пережил отец, состарился от них до времени... Я мысленно видел бурное темное море, что бушевало вокруг Крита, - оно было пустынно.

– Будет ли флот, нет ли, - сказал я, - когда подойдет наше время - мы узнаем его, государь. Я в руке Посейдона. Он послал меня сюда и не оставит. Он пошлет мне знак

Я сказал это, чтобы утешить его: ведь почти не сомневался, что корабли не придут сюда, пока я сам их не пришлю. Но боги никогда не спят, и Синевласый Посейдон воистину услышал меня.

Прошло несколько ночей, и вот однажды Ариадна говорит мне:

– Завтра день моих предсказаний.

– Тогда тебе надо выспаться, - говорю.

Она слишком нежна была, чтобы без вреда для себя выносить божественное безумие - так я думал. Я притянул ее на подушку, закрыл ей глаза поцелуями... А она продолжала:

– Эллинов приходит немного, им я ничего особенного говорить не стану. Но критянам скажу, что к ним грядет новый Царь Лета, чтобы жениться на Богине и благословить землю нашу. Гиацинт, расцветший в поле кровавом. Они это запомнят.

Я изумился.

– Откуда ты знаешь, что будет говорить через тебя Владычица, пока ты не выпила чашу или не дышала дымом?
– так я спросил.