The Beatles
Шрифт:
Школа была основана в 1922 году. Конечно, не чета большому и знаменитому ливерпульскому «Институту», расположенному в центре города, но тем не менее «Кворри Бэнк» пользовалась хорошей репутацией. Двое ее выпускников - Питер Шор и Уильям Роджерс - стали впоследствии министрами лейбористского правительства.
Мими была довольна, что Джон учится не в городской, а в местной средней школе: все же будет на глазах. Вместе с Джоном в «Кворри» поступил и Пит Шоттон, но другой его близкий друг, Айвен Вон, пошел, к счастью для себя, в «Институт». Из всей шайки Джона только этот парень проявлял склонность к учебе и понимал, что находиться в одной школе с Джоном -
– Первым я привел Лена Гарри. Я не приводил к Джону кого попало. Долго выбирал, кого с ним знакомить.
Джон совершенно четко помнит свой первый день в «Кворри»
– Я посмотрел на эти сотни ребят и подумал: «Черт подери, я должен передраться с каждым в отдельности и со всеми вместе, как в «Довдейле». Там-то я наконец добился своего.
Здесь попадались ребятишки будь здоров, жесткие. Я понял это в первой же драке. От боли я терял выдержку. Не то чтобы это были настоящие драки. Я просто без конца сквернословил, орал, а потом р-раз - наносил молниеносный удар. Дрались до первой крови. А если мне казалось, что у кого-то удар посильнее моего, я говорил: «Ладно, ну его, бокс, давай лучше поборемся».
Я был агрессивен, потому что хотел прославиться, стать первым. Лидером, а не пай-мальчиком. Пусть все делают то, что я хочу, смеются над моими анекдотами и считают меня боссом.
В первый же год Джона застукали с порнографическим рисунком.
– Учителя, ясное дело, пришли в восторг. Потом он сочинил непристойное стихотворение, и Мими обнаружила его.
– Оно было спрятано под подушкой. Я отнекивался, говорил, что меня заставили переписать его для другого парнишки. Конечно, я сам написал его. Я постоянно натыкался на такие стихи и все думал, кто же их сочиняет… Потом решил тоже попробовать.
Сначала у меня были благие намерения выполнять хоть какие-нибудь из школьных заданий, как в «Довдейле». Ну а если что не сделаю, то, решил, так прямо и скажу. Но вдруг я понял, что это чистый идиотизм. Ты просто подставляешься, и все, и я начал врать напропалую.
Спустя год Леннон и Шоттон воевали со всей школой, всеми ее правилами и требованиями. Пит считает, что без Джона - своего постоянного союзника - он бы в конце концов сдался. Но Джон - никогда.
– Вдвоем, - говорит Пит, - гораздо легче поставить на своем. Если дела шли совсем уж скверно, можно было вместе посмеяться. Это было здорово. Пит признается, что теперь, оглядываясь назад, не находит их проделки такими уж смешными, но все равно не может удержаться от смеха, вспоминая о них.
– Первую взбучку от старшего преподавателя мы с Джоном, помнится, получили совсем малышами. Когда мы вошли, тот сидел за столом и что-то писал. Мы с Джоном должны были стать по обе стороны от него. И вот пока он, не вставая из-за стола, распекал нас, Джон стал полегоньку дергать его за волоски на макушке. Преподаватель был почти совершенно лысым, но несколько волосков на голове все же торчали. Он не мог понять, кто его щекочет, и все время почесывал лысину, продолжая ругать нас на чем свет стоит. Это был конец. Я корчился от смеха. А Джон самым натуральным образом описался. Правда. У него лило из штанишек - они были коротенькие, - вот почему я и думаю, что мы были тогда маленькими. У его ног постепенно образовалась лужа, а учитель все оглядывался по сторонам и повторял: «Что такое? Что такое?»
У Джона были явные способности к рисованию - в отличие от всего остального оно давалось ему легко, - он шутя справлялся с любыми заданиями. Пит же проявлял одаренность в математике. Джон всегда ревновал Пита к его увлечению математикой, в которой сам ровно ничего не смыслил. Он всячески старался помешать Питу.
– Джон отвлекал меня, сбивал, клал прямо перед моим носом рисунки. Некоторые из них были непристойными, но, главное, они всегда были смешными. Я не мог сдержаться и прыскал. Кошмар. На меня нападал безудержный хохот, я ржал как безумный, не мог остановиться.
Даже когда замаячила первая порка у директора, Джон не потерял самообладания и не стушевался. Он вошел в кабинет директора первым, а я ждал его за дверью. Сжавшись от страха, я дрожал в ожидании наказания. Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя Джон исчез в дверях несколько минут назад. И вот дверь отворилась и появился Джон - он полз на четвереньках, издавая дикие вопли. Я чуть не лопнул от смеха. До меня дошло, что двери двойные, а между ними небольшой тамбур, и из кабинета никто Джона увидеть не мог. Теперь наступила моя очередь, но у меня на лице сияла улыбка. И это наверняка не могло им понравиться.
С каждым годом Джон учился все хуже и хуже. Если в первом классе он считался одним из самых сильных учеников, то к третьему году его перевели в поток «В». Дневник Джона пестрил такими замечаниями: «Безнадежен. Паясничает. Грубит. Мешает учиться другим ученикам». В дневнике была графа, где могли высказать свои соображения родители. Мими написала: «Всыпать ему по первое число».
Дома Мими не ругала его, но она понятия не имела, насколько он съехал, до какой степени не желает ни с чем считаться.
– Мими побила меня только один раз. За то, что я стащил деньги из ее сумочки. Я всегда подворовывал у нее конфеты, но в тот раз зашел слишком далеко.
К этому же времени относится сближение Джона с дядюшкой Джорджем.
– У нас были прекрасные отношения. Он был добрым, славным. Но в июне 1953 года, когда Джону было почти тринадцать лет, у Джорджа произошло кровоизлияние в мозг, и он умер.
– Это случилось совершенно внезапно, в воскресенье, - рассказывает Мими.
– За всю свою жизнь он ни разу не болел. Для Джона это была большая потеря, они очень любили друг друга. В любой ссоре между мной и Джоном Джордж всегда оказывался на его стороне. Они часто гуляли вдвоем, и я ревновала к тому, что им было так хорошо. Джона, конечно, потрясла смерть Джорджа, хотя он ни разу не показал этого.
– Я не знал, как надо проявлять печаль на людях, - говорит Джон, - что полагается говорить и делать, поэтому ушел к себе наверх. Приехала моя кузина и вскоре тоже поднялась ко мне. У нас обоих сделалась истерика. Мы начали хохотать и не могли остановиться. Потом я чувствовал себя очень виноватым.
Примерно тогда же, когда скончался дядя Джордж, в жизни Джона появился другой человек - его мать Джулия, которая стала играть все более и более важную роль в его становлении. Она никогда не теряла связи с Мими, хотя в разговорах с Джоном Мими очень редко упоминала о ней. Джулия завороженно следила за тем, как Джон растет, мужает, становится личностью. Джон, став подростком, пришел в еще больший восторг от нее. К этому времени у Джулии уже были две дочери от человека, к которому она ушла.
– Джулия подарила мне первую цветную рубашку, - говорит Джон.
– Я стал ходить к ней домой. Видел там ее нового типа, но он не произвел на меня впечатления. Я прозвал его Дергунчиком. Впрочем, он был неплохой дядька.