The Beginning of the End
Шрифт:
– Ты еще помнишь мое лицо?
Он отказался сесть, молча отвернувшись от кресла, и отступил на несколько шагов. Когда же Перхор снова повернулся к Имхотепу, в его кротком лице появилось что-то устрашающее.
– Может быть, ты вспомнишь и то, что моя дочь, которую я отдал тебе, была моим единственным ребенком?
Имхотеп склонил голову и молчал, ощущая, как больно стучит сердце. Ему нечего было сказать на это. А Перхор продолжил, все с такой же ужасающей мягкостью:
– В один из дней перед тем, как случилось
Голос жреца задрожал, он схватился жилистой коричневой рукой за горло.
– Я не понял тогда, о чем говорит моя дочь, но мне стало ясно, почему она просит защиты для тебя… Я думаю, что ты давно уже занимаешься богомерзкими делами, пользуясь покровительством моей семьи и всех жрецов Амона… Я думаю, что это ты погубил Тамин и она знала, что так случится!..
Перхор шагнул к Имхотепу, и рослый, мощный жрец Осириса отступил, беспомощно опустив руки. Имхотеп молчал, чувствуя, как обвиняющий взгляд жжет его.
– Я мог бы уничтожить тебя, - произнес старый жрец Амона.
– Я не сомневаюсь, что ты этого заслуживаешь. Назови мне хоть одну причину, по которой тебя следует пощадить.
Имхотеп посмотрел в глаза Перхору. Красивое лицо служителя Осириса теперь сделалось серым, взгляд потускнел.
– Мне нечего сказать и нечем оправдаться, - произнес он с усилием.
– Но подумай о моем брате.
Перхор слабо усмехнулся.
– Ты слишком горд, чтобы просить пощады или открыть рот в свою защиту?.. Я еще помню, как ты приехал в Уасет, молодой, ничего не ведающий и склоняющийся перед всеми… И я помню, как светилось лицо Тамин, когда она привела тебя ко мне.
Старик снова отвернулся и прошелся по комнате перед Имхотепом. Плечи его ссутулились под белым одеянием.
– Тамин любила тебя… Ты не дал ей ни любви, ни детей, хотя она была достойна этого как никакая другая женщина! Но она просила защитить тебя!
Он посмотрел на Имхотепа.
– Я не стану за тебя заступаться. Но во имя моей любви к дочери и ради ее Ка я тебя не трону. Живи и двигайся к своей гибели.
Перхор вышел, прошелестев своим одеянием и не дав хозяину дома ответить ни слова.
Имхотеп некоторое время стоял, подобно статуе, глядя вслед гостю. А потом медленно опустился на пол, сжав руки в кулаки так, что пальцы побелели. Лицо его исказилось от гнева и скорби, в глазах блеснули слезы бессилия.
Но скоро Имхотеп овладел собой и поднялся. Он вышел из комнаты, подзывая Сеанха, чтобы тот послужил ему во время омовения и бритья. Теперь никто не смог бы прочесть на лице жреца Осириса его чувств и застать его врасплох.
Белла встретилась с Перхором в храме Амона. Они с Синухетом приехали в город, чтобы выразить отцу Тамин соболезнования и поблагодарить его за все добро.
Перхор, высохший от старости и горя, покачал головой, услышав это предложение.
– Что вы можете сделать? Те, кто знает этот город, уже неоднократно обыскали весь город и его окрестности. Мы не найдем мое дитя, если только того не пожелают боги.
По лицу Перхора скользнула улыбка много повидавшего и изверившегося человека.
– Но боги почти никогда такого не желают.
– Возможно, господин, Тамин не погибла, - отважилась сказать Белла.
Глаза Перхора изумленно блеснули.
– Может быть, она задумала какое-нибудь тайное дело… Ведь госпожа Тамин вышла из дома, собравшись в путь!
Перхор бледно улыбнулся.
– Только на это я и надеюсь. Моя дочь могла бы пойти на опасное дело, это правда. И ее не смогли бы остановить, если бы она ощутила, что такова воля богов.
Белла почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
– Я тоже любила госпожу Тамин и понимаю, что ты потерял, божественный отец…
Она ощутила изумление Перхора, услышавшего из ее уст почтительное обращение “ит нечер”, которое употребляли только египтяне.
– Я знаю, как моя дочь относилась к тебе, - произнес жрец Амона после молчания. Он взглянул на Синухета, который до сих пор не вмешивался в разговор.
– Вы мне уже не поможете, но если я могу помочь вам, говорите.
Синухет поклонился.
– Мы желали бы попросить только об одном, божественный отец. Если можно, пусть тот дом в садах Амона, в котором жила Небет-Нун, пока не отдают другим. Моя жена будет отныне жить со мной, но это убежище может нам понадобиться… хотя мы пока еще не знаем, когда и зачем.
Жрец, привычный к таким недомолвкам, окинул супругов цепким взглядом. Оба покраснели, взявшись за руки, точно уличенные в преступлении. Они скрывали такую важную тайну…
Хотя едва ли Перхор действительно до сих пор не заподозрил, кто такая Белла. Этот старик был не глупее своей дочери.
– Хорошо, - наконец ответил жрец Амона.
– Вы все останетесь под защитой великого бога, пока это в моих силах.
Белла посмотрела в его морщинистое лицо и почувствовала, как ее опять подтачивает страх. Но она ничего не сказала и только низко, благодарно поклонилась.
***
Время опять ускорилось. Как будто Белла и ее муж стали жить в ритме двадцатого века, одни среди всех людей Та-Кемет. Сетеп-эн-Сетх вернулся в свою военную школу - родители привезли его назад, навещая Перхора.
Во время занятий дома они условились, что Белла будет звать сына английским именем, “Седрик”, чтобы он скорее привык к нему. Теперь мать боялась, что мальчик может выдать себя в школе. Но, по-видимому, он умел легко переключаться - качество, необходимое для выживания в ее время.