The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Она сидела в большой гостиной, отделанной деревом и увешанной охотничьими трофеями Олега Станиславовича, периодически бросала взгляд на лосиную голову, увенчанную рогами, и терпеливо поглядывала на старинные часы над камином. В телевизоре о чем-то бормотал ведущий, а она сама слушала его не слишком-то внимательно – главная новость дня была о взрыве на яхте «Эльдорадо» господина Моджеевского, но никаких подробностей она еще не знала. Затем и ожидала звонка их семейного адвоката, надеясь, что тот принесет ей хоть какие-то вести.
Звонок прозвучал ровно в одиннадцать часов утра одновременно с тем, как в гостиную вносили
– День добрый, Василий Матвеевич! Не будемте идти на поводу условностей. У меня лишь один вопрос: что?
На мгновение в трубке повисла тишина, после чего адвокат проговорил с соответствующей ситуации интонацией – в голосе его явно слышалась печаль:
– Взрыв был очень мощный. Тела не нашли, но полиция считает, что шансов никаких. Вряд ли Олег Станиславович мог выжить после такого.
– Совсем никакой надежды? – охнула Лилианна Людовиковна.
– Но они ищут! – спохватился Василий Матвеевич. – Конечно же, ищут. Может быть, вы бы хотели… может, кого-то привлечь? С вашей стороны.
Госпожа Панкратова махнула замершей домработнице и пальцем указала на бутылку, которую та все еще держала в ведерке: открывай, мол. А в трубку проговорила:
– Что вы сказали? Простите… я немного не в себе.
– Я говорю, может, вы хотите воспользоваться услугами профессионала.
– А… Зачем? Нет, я доверяю… итальянской полиции… и нашей доверяю. Там же тоже профессионалы, Василий Матвеевич! Разберутся!.. Зинаида Александровна! Да поставьте вы это ведро! У вас в руках весь лед растает!
В трубке опять повисла тишина. Та самая. Гробовая. Потому что господин Петров, адвокат семьи Панкратовых на протяжении уже очень многих лет, в этот самый момент пытался справиться с удивлением, накрывшим его с головой и выразившимся во временном онемении и судорожном почесывании носа. Но списав все на стресс и нелогичность женских поступков, он, спустя некоторое время, озвучил следующее:
– Разберутся, конечно, но вдруг затянется. Я бы вам советовал все же помочь… профессионалам.
– Ну, я подумаю, - совершенно очевидно решила спустить на тормозах его настоятельные советы Лилианна. – Вы лучше знаете, что… вы лучше… Зинаида Александровна, выйдите, пожалуйста, я дальше сама!.. В общем, Василий Матвеевич, давайте соберем в кучу и систематизируем, какое имущество по себе оставил мой покойный супруг. Меня интересует абсолютно все до последней пуговицы… насколько мне известно, было же завещание?
– И есть, конечно. Но видите ли… - адвокат замялся и дальше двигался, как по минному полю. – Пока неизвестно, точно ли Олег Станиславович… погиб. Любая процедура имеет свой алгоритм действий.
– Ясно, ясно! Не продолжайте! Но хотя бы могу я поинтересоваться состоянием его... наших с мужем счетов? Всех счетов? А? Василий Матвеевич? Я понимаю, что Олега еще не признали погибшим, но вы же сами...сами сейчас... – Лилианна показательно всхлипнула, хотела и в голос слезу добавить, да не вышло.
– Я постараюсь, - вдохновенно отозвался Петров. – Сделаю все, что в моих силах, Лилианна Людовиковна. А вы все же не теряйте надежды. В жизни и чудеса случаются.
– Конечно, случаются! Обязательно! И про тот... ну тот – на Кайманах – помните?
– Там сложнее… Но я попытаюсь.
– Я верю в вас, Василий Матвеевич! – госпожа Панкратова подняла наполненный бокал и подмигнула собственному отражению в нем. – Вы простите сердечно. Что-то я устала... все же такое... хм... горе.
– Да-да, конечно! – протарахтел адвокат. – Любые новости я тут же буду сообщать вам. Вы уж… берегите себя… да.
– Да! – повторила за ним Лилианна и сделала первый глоток «Просекко», легко крутанувшись вокруг своей оси, будто бы не было в ней ни лет, больше, чем хотелось бы, ни килограммов, совершенно излишних.
Петров повесил трубку. Лилька махом осушила бокал. И наполнив его снова, выпорхнула из гостиной, взлетев по лестнице на второй этаж, где располагалась комната Уленьки:
– Никаких шансов! – объявила она с порога своей с Олегом Станиславовичем дочери.
Та лишь на мгновение оторвалась от айфона и махнула длинными изящными ресницами, делавшими ее лицо похожим на печальную ламу.
– Сироты мы теперь с тобой! – пояснила мать так, будто бы поздравляла ее с днем рождения.
– Как это? – опешила Ульянка и даже вскочила с кровати, на которой восседала до этого, поджав ноги. – А как же... Как же Лондон? Ма!
– Будет тебе твой Лондон! Теперь – точно!
Оттенки черного перца, бергамота и замши
Одно движение указательного пальца, вдавливающее кнопку распылителя, и ощутимое кожей облако духов коснулось Стешиного запястья, наполняя комнату ароматом табака, ванили и мускуса. Вторым движением – она вернула крышечку на место, а сам флакон на полочку, рядом с таким же – Андрея. А потом позволила себе мелкое хулиганство: брызнула на другое запястье парфюмом господина Малича и повела носом. Добавились оттенки черного перца, бергамота и замши.
Идеальное сочетание.
И-де-аль-но-е.
В это идеальное утро она подхватила свою идеальную сумочку и тряхнула идеальной гривой, после чего выпорхнула на лестничный пролет, захлопнув за собой входную дверь с идеальной цифрой «11» в обозначении номера. И быстро сбежала вниз, жизнерадостно отбивая своеобразную дробь каблучками маленьких туфель. К слову, размер у нее был почти Золушкин – тридцать пятый. Тоже идеальный.
Ее клопа Андрей уже отогнал со двора на улицу, что сэкономило ей драгоценные минутки дома за кофе. Сам же – умчался ни свет, ни заря в свою мастерскую, оставив Стефанию Яновну один на один с риторическим вопросом: кому в такую рань могут понадобиться услуги сапожника? А еще с неожиданным осознанием важного факта: о ней заботятся. Андрей о ней заботится, ненавязчиво и естественно, как ни разу никто до него. Это было заметно в мелочах, а значит, в главном: в появившемся ночнике в спальне, в вечерней прогулке, чтобы нагулять ей аппетит, да даже в том, что прямо сейчас Мини Купер уже ждет ее за воротами, и не надо возиться, чтобы вывести его со двора. И это наполняло саму Стефанию Яновну желанием ответной заботы, которая, невостребованная, когда-то давно была отброшена ею как проявление никому не нужного альтруизма. И если забота – это хотя бы героически встать пораньше, пока Андрей плавает, и сварить ему кофе к возвращению, то на такой подвиг она вполне способна, даже если всегда считала себя совой.