The Phoenix
Шрифт:
Мне придется ответить, потому отвечаю как можно быстрее:
– Я скоро поднимусь.
Кивок, и он скрывается за дверью. Я знаю, что сейчас ему хуже, чем остальным. Знаю потому, что чувствую тоже. Он – якорь. То, что делает меня лучше, то, что заставляется двигаться дальше даже теперь.
Когда шаги Перси стихают, я приподнимаюсь со стула, стараясь не обращать внимания на собственное отраженье, мелькающее в зеркале. Накидываю на плечи кофту с эмблемой лагеря, сгребаю все карты, которые могут нам понадобиться и, тяжело вздохнув, начинаю считать до десяти. Ведь это должно
Раз.
Мне нужно успокоиться. Я – дочь Афины, а значит, мной не могут помыкать эмоции. Я сильнее этого, я лучше этого.
Два.
Я нужна своим друзьям. Нужна всему лагерю.
Три.
И у нас не так уж много времени, чтобы спасти их всех.
Четыре.
У меня должен быть запасной план. Не дать Урану пробудится, спасти мир. В который раз.
Пять.
Справится с собственными страхами. Преодолеть все это в одиночку, ведь Перси больше нет рядом.
Шесть.
Но я все еще в ответе за него.
Семь.
Навсегда в ответе.
Восемь.
Мои демоны. Они должны исчезнуть. Или они, или я.
Девять.
Не сойти с ума. Не поддаться чувствам…
Десять.
Открыть глаза.
Но когда я приоткрываю глаза, свитки выпадают из моих рук. Сердце, наконец, будто очнувшись, пульсирует в груди, рвется наружу, разбиваясь о грудную клетку. Внутри все обрывается потоком обжигающих эмоций: страх, безумие, отчаянье, паника.
Нужно считать. Я ведь помню, что нужно считать. Снова закрыть глаза. Успокоиться. Не поддаваться эмоциям.
Но это слишком сложно. Невозможно. И зеркало, будто назло, сверкнув своим изображением, лопается. В который раз.
Перед глазами же все еще стоит жуткий монстр. Полупустые глазницы, выпотрошенный рот, облепившие лицо белесые волосы, прогнившие руки, свисающие тряпками вдоль тела, которое приняло точную копию моей собственной позы. Отражение отступило от меня, будто испугавшись. С каждым разом я узнаю эту тварь все больше.
Гея, которая все чаще напоминает меня саму. И тогда ее тихий шепот наполняет мои уши, словно плавленый воск.
Ты убьешь их всех, моя дорогая.
– Мы должны понять, как это важно, – тихо начинает Джейсон. – Рейна сказала, что постарается сдерживать сопротивление полукровок, примирить их с фригасами. Хотя бы постарается.
– Они наши враги, как ты себе это представляешь? – вмешивается Фрэнк. – Кто-то из нас должен был остаться, Джейсон. В конце концов, Рейна не первый претор.
– Мы должны думать, что делать дальше, – вскипает Вальдес. – Черт подери, не можем же мы наматывать круги вокруг Нью-Йорка. Время тикает, а его у нас просто критически мало. Рейчел погибла, погиб Алекс, сколько еще полукровок нужно принести в жертву, чтобы вы начали шевелиться?
– Лео! – резко обрывает Пайпер.
Но Вальдеса не унять. Он кричит на нас. Обвиняет в том, что мы кучка слабовольных, опустивших голову придурков. Возможно, он пытается выпустить пар после того, как Беатрис шарахнулась от него, как от прокаженного. Возможно, пытается отпустить всю свою боль. Мне просто вдруг захотелось свернуться калачиком, прямо здесь на палубе, и заснуть
Если раньше потери сплачивали нас, то теперь стали причиной нашей раздробленности. Пайпер и Хейзел стояли на том, что нужно вернуться в Лагерь и дать бой, Фрэнк с Джейсоном поддерживали их только отчасти, считая, что для начала нужно разобраться с пророчеством, Лео отделился от всей компании, обвиняя во всех бедах нас самих. И только я, вместе с Перси и Нико, отдались молчанию.
Глядя на сына Аида, можно было сказать лишь то, что он потрясен. Он практически излечился благодаря амброзии, но душевно был вывернут наизнанку. Впервые в жизни все эмоции ди Анджело выцветали у него на лице. Недоумение и боль так красноречиво говорили о том, что он сожалел, сопереживал нашим собратьям, что внутри него все еще есть эмоции, что я, в который раз, жалела о том, что Бьянка ушла из жизни так рано. Слишком рано.
Он сидел поодаль, разглядывая линию горизонта, в надежде увидеть что-то. Возможно, кого-то. Сквозь облака виднелись пики зданий Нью-Йорка. Мы еще не подлетели к Манхеттену, но уже чувствовался ритм его бурной жизни: где-то внизу гудели баржи, перекликались чайки. Во всем этом было что-то неправильное, что-то ложное, но я не поддаюсь своим эмоциям и потому продолжаю сидеть на месте.
Перси слушает друзей в пол – уха. Он тоже погружен в свои мысли, но почему-то мне кажется, что сейчас он бомба замедленного действия, еще одна секунда, и он сорвется.
Прежде, чем успеваю подумать, моя рука сжимает его плечо. Его глаза удивленно уставляются на меня.
– Не надо. Ты должен быть опорой для них, а не еще одним командиром. Здесь их хватает, – примирительно говорю я, опуская руку.
– Они не видят себя со стороны. От отчаянья обвиняют друг друга, пытаются найти выход, обмануть Хиону… Но это глупо, Аннабет. Мы же встречались с ней раньше, ее гордыню не оскорбить, с ней это не прокатит.
– Мы все в отчаянии, Перси. Давай, с этим пора заканчивать, – кивая в сторону «стола переговоров», говорю я.
Наверное, это глупо. Я знаю его лучше себя самой, и все же мы расстались. Все же я оберегаю его. От самой себя.
Перси согласно кивает мне и становится во главе стола, там, где обычно стоял Джейсон. Лео продолжает кричать, но хватает одного взгляда Джексона, чтобы он опустился на свое место. Тишина повисает за столом минутой позже. Глаза моих друзей скептически направлены на сына Посейдона. И мне даже обидно за него. Мы тысячи раз спасали мир рука об руку, а теперь они позволяют себе сомневаться в нем.
Я продолжаю ощущать тревогу. Что-то не так. Да, Лагерь в опасности. Да, мы на краю гибели. Само человечество может исчезнуть с лица земли. Но есть еще что-то такое, что заставляет меня чувствовать расползающийся по венам страх.
– Мы здесь не потому, что кто-то дал слабину, Лео. Мы здесь потому, что это наша природа. Мы – полукровки, а значит наша жизнь сама по себе не сахар. И ты не хуже меня это знаешь, так почему теперь, когда нам нужно объединится и решить проблему, ты обвиняешь кого-то?