The Phoenix
Шрифт:
– О ком? – неожиданно резко спрашивает Нико.
Беатрис вздрагивает, боясь, поднимает глаза на сына Аида, стоящего неподалеку. Ее глаза недоверчиво скользят по теням, которые шныряют вокруг него. Когда одна из них недопустимо близко приближается к девушке, она вжимается в спинку стула на котором сидит. Прежде она по-другому смотрела на Нико: доверчиво, спокойно, пусть и смятенно. После того, как каждый из нас предстал перед ней в роли полукровки, после того, как каждый назвал своего родителя, Беатрис смотрит на нас совершенно иначе.
Она
– Отщепенец, который должен свергнуть первородного…
– Закончим, – резко обрываю я. – На сегодня достаточно, Би. Ты должна отдохнуть.
И девушка больше не сопротивляется. Мы покидаем стол переговоров, всем нам есть о чем подумать. Я помогаю подруге добраться до моей каюты, наблюдая за тем, как она с опаской оглядывает каютное отделение Арго. Глаза ее снова расширены от удивления, ведь теперь она знала, что эту махину построил Лео. В одиночку. Наверняка, этот парень вырос в ее глаз. Возможно, он даже нравится ей. И я улыбаюсь этим мыслям.
С приходом Беатрис все дико изменилось. Не было больше препирательств и сомнений, глухого отчаянья, бьющегося в наших сердцах. Она привнесла в нашу команду спокойствие, о котором жаждал каждый из нас. И мы беззвучно благодарили ее. Все мы.
Беатрис сбрасывает грязную одежду и, принимая из моих рук новую, спрашивает:
– Это страшно – быть полукровкой?
Я пожимаю плечами. Я не умею врать Би, но я, правда, не знаю, как описать это состояние. Когда на тебя возложена ответственность и гнет твоих же родителей. Когда ты ответственен за весь мир, а в первую очередь, за свою собственную жизнь, которая каждую минуту висит на волоске.
– Это странно, но не страшно.
Беатрис понуро глядит на эмблему лагеря, красующуюся на ее новой футболке.
– Вы не говорили мне, потому что…
– Того не позволяют правила, – отвечаю я, улыбаясь ей. – Но теперь мы узнали, что ты видишь сквозь Туман, и это все меняет.
– То есть вы рассказали мне это не потому, что я едва не погибла? – голос Беатрис надламывается.
Мне больно слышать это. Словно обвинение, брошенное мне в лицо, но в какой-то степени она права: будь она обычным человеком, никто бы не поведал ей правды.
– Я сбежала от Хирона, – говорит она спокойно. – Мне вдруг стало понятно, что только вы дадите мне ответы на вопросы.
– Конечно, Би. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
Я улыбаюсь подруге, стараясь успокоить ее. Но как только я пытаюсь обнять ее, Беатрис отклоняется в сторону. Зеленые глаза смотрят недоверчиво и с укором, и мне вдруг снова становится так же холодно, как и прежде.
– Би, мы не могли иначе…
– Я знаю это, Аннабет. Но мне от этого, честное слово, не легче. Наверное, я еще не до конца осознала, во что ввязалась.
– Да, для тебя это слишком, – говорю я, как можно спокойнее, – но, поверь мне, никто из нас не хотел такого для тебя и Чарли. Мы найдем его, вот увидишь. С ним все будет хорошо, я обещаю тебе.
Беатрис
– Спокойной ночи, Би. Завтра все будет по-другому.
Я встаю с кровати и бреду прочь. И лишь на пороге меня догоняет обреченный тон ее голоса:
– Хотелось бы мне, чтобы это был только сон…
Арго-II накрывает ночная темень Манхеттена. Город еще не замер – внутри все еще бушуют краски его окраин, где-то ритмично гудит музыка, сверкают фары машин. Мне не впервой следить за ним с высоты птичьего полета. Здесь, в небе, все иначе. Здесь я замечаю всю истинную красоту – здесь я словно тет-а-тет с самой собой. И если честно, это пугает. Я боюсь узнать в своем поведении что-то странное, что-то инородное, не принадлежащее мне. Боюсь снова ощутить пылкую ненависть к богам, играющих с нами, управляющими собственными детьми, словно марионетками…
Корабль уснул тяжким, сбивчивым сном. Он будет прерываться кошмарами и ужасами, многие из нас не смогут продержаться до утра, сорвутся и кинутся за работу. Но есть ли у нас работа? План? Хотя бы намек на то, что мы идем в верном направлении?
Мы можем лишь догадываться о правильности наших толкований относительно пророчества. На этот раз мы вляпались по самые не балуй.
– Не спится?
Я отвлекаюсь от созерцания ночного города, свешиваюсь с парапета, и оборачиваюсь. Уставший Нико выглядит плохо. По моим расчетам, он лег спать около двух часов назад и, если честно, сейчас он выглядит еще хуже, чем раньше.
Коротким кивком я даю понять, что не ложилась вообще. Может быть, раньше я чувствовала себя рядом с ди Анджело дискомфортно, но это скорей от того, что он сам этого хотел. Что-то кардинально изменило его после заточения Геи. Нет, он остался прежним хмурым, лишенным теплоты и всяких положительных эмоций парнем со сломанной судьбой, но никаких приступов гнева или злобы по отношению к нашей семерке я больше не замечала. Может быть поэтому я приглашаю Нико присесть рядом с собой.
– Что ты думаешь по поводу всего этого? – спрашиваю я.
Нико не оборачивается к красоте за периллами. Его не волнуют волны перистых облаков, складки небосвода, стянутые звездами, словно булавками. Сын Аида буравит взглядом пол, понурив голову.
– Это все слишком странно.
– В нашей жизни и раньше хватало странностей.
Он качает головой.
– Странно то, что погибла Рейчел. Странно то, что мойры забрали брата Беатрис. Странно, что эта Беатрис вообще увязалась с нами, что Хиона только теперь решила захватить лагерь. Все это просто не укладывается у меня в голове, – хмуро замечает он.