Тибет, или Изумрудная Чаша Патриарха
Шрифт:
…На принятие решения у Виктора были доли секунды. Метнуть в змея свой знаменитый гвинейский тесак – не вариант. Как-никак, это убийство, хоть и во имя спасения жизни ребёнка. В этой стране так нельзя. И тут его осенило: чётки! Он сильным и точным движением запустил ими в кобру. Гигантская рептилия на секунду замерла. Этой паузы хватило, чтобы Лавров подлетел к девочке, схватил её на руки и отскочил вместе с ней на несколько метров в сторону от смертельной опасности.
Все присутствующие были потрясены. Монахи, стоящие во дворе, кинулись к спасённой Ратхе. В глазах Лопена Вангчука явственно читался испуг…
…Во
Перед глазами Виктора до сих пор стоял вчерашний вечер, когда Лопен, до глубины души поражённый спасением любимой правнучки от чудовищного «короля» кобр, отправил всех монахов молиться и остался с Лавровым наедине.
– Я не знаю, кем ты послан. Может быть, самим Буддой, чтобы защитить мой род, а может – демонами-врагами, чтобы искушать меня в старости. Но долг крови велит мне быть благодарным за твою услугу. Пусть даже мне придётся нарушить священную клятву, данную предкам. Ты будешь посвящён в первую степень монастыря «Гнездо белой летающей тигрицы» и войдёшь в Пещеру Ринпоче.
Сейчас Лопен шёл впереди, и Виктор боялся рефлекторно перейти на свой привычный быстрый шаг и наступить на маленького монаха. «Еще наступишь, обидится и передумает…» Виктор, как всегда, не мог не иронизировать. Неизвестность держала его в напряжении, а разгрузить свой мозг от тяжёлых дум журналисту обычно помогала самоирония.
Спустя некоторое время Лопен наконец вывел Лаврова в небольшой зал, откуда и пробивался тот самый яркий свет, видный чуть ли не в начале длинного коридора. Под небольшим куполом из природного стекла горел огонь. Виктор не мог оторвать глаз от языков пламени.
– Что это, учитель? – Лавров впервые назвал настоятеля учителем, сам не понимая, что на него нашло.
– Это священный огонь, вечный огонь – огонь Праведника Исы, – торжественно воскликнул Вангчук, – …много поколений назад его принёс с Запада мой предок. С тех пор он не затухает.
Виктор смотрел на извивающуюся змейку огня и не мог понять, что его поддерживает. Может быть, газ? Но нет: чаша под куполом стояла на треноге из красного дерева. Всё это было похоже на фокус с говорящей головой. Но никаких зеркал, никаких отводящих трубок или проводов. «Чудеса… Но ведь чудес не бывает… Или бывают? Сходит же раз в год Благодатный огонь в Иерусалиме. А может, это и есть частица того Благодатного огня?»
– Нам пора осуществить то, ради чего мы пришли, – вывел Виктора из размышлений голос древнего настоятеля.
Лопен подвёл Виктора к большому белому камню и велел положить на него ладони. Маленький бутанец принялся читать обращение к Будде на непонятном для Виктора языке. Внезапно журналист почувствовал странное притяжение к этому камню. Руки словно приклеились… «Хорошая ловушка, но… будь что будет. Не
– Теперь, европеец, твоя судьба в руках Будды. Куда бы ты ни шёл, он будет с тобой. Путь в Пещеру Ринпоче открыт. Но помни: ты никому не должен говорить о моей услуге. Прощай…
…Наваждение схлынуло. Виктор сидел у большой скалы. Перед ним внизу простирался тропический лес, а где-то вверху, упираясь в облака, манили своей неизведанностью исполинские Гималаи.
Глава 1
Пещера Ринпоче
Горизонт терялся в густоте тропического леса. Но когда деревья расступались, перед глазами снова и снова появлялась величественная гора. Пирамидообразная, усыпанная бамбуковыми рощами, с отдельными вкраплениями лиан и эпифитов, возвышающаяся над остальными горами округи, она словно звала к себе, но опять пропадала из виду, как только перед Виктором смыкалась очередная гряда лесных зарослей. Эта игра в прятки продолжалась уже полдня. Иногда лес сильно напоминал родной, карпатский, вот только тревожно кричащие обезьяны ни на минуту не позволяли забыть Лаврову, что он в Гималаях, пробирается по малохоженной тропе с вечно отстающими проводниками-носильщиками.
Обезьяны, оставаясь невидимыми, всегда кричат при появлении в лесу людей. Их тревожные крики подхватывают сородичи, находящиеся подальше, и так этот дикий хохот с воплями, похожими на крики сказочных существ из какого-нибудь «фентези», расходится волнами, будто круги на пруду, когда его гладкую поверхность потревожит вспугнутая лягушка.
Выйдя на очередную поляну с прогалиной, Лавров остановился, чтобы полюбоваться видами вожделенной горы Ринпоче и немного передохнуть. Костюм сафари на нём потемнел от пота. Когда тебе «за сорок», к высокогорью привыкаешь быстро и безболезненно, но вот спускаться с горы по лесной тропе равнинному жителю трудно в любом возрасте. Виктор оглянулся назад: «Ну, где они там?»
Проводниками Виктора были невысокие смуглокожие бутанцы, одетые в национальные халаты, гольфы и ботинки для туризма – удивительная безвкусица, но в этих краях не до модных тенденций. Оба были лет на пятнадцать моложе украинца.
– Такое впечатление, что это я у вас проводник, – улыбнулся Виктор спустившимся вслед за ним молодым бутанцам.
Бутанцы вели с собой мулов, незаменимых спутников в походах по труднодоступной горной местности.
– Успевает всюду тот, кто никуда не торопится, мистер, – серьёзно ответил Кращи. Он был старшим из двух братьев.
– Это ты ночью тигру расскажешь, – парировал журналист.
При слове «тигр» глаза обоих бутанцев округлились от ужаса.
– Где тигр?
Виктор, конечно, пошутил. Бенгальский тигр, нещадно истреблённый европейцами в XX веке, уже почти не встречался в дикой природе, но первобытный страх перед этим красавцем джунглей передавался коренным жителям на генетическом уровне из поколения в поколение.
– Дальше не пойдём, мистер! Здесь тигры! – сказал Кращи и сел рядом со своим мулом.