Тибет: сияние пустоты
Шрифт:
В итоге многие – но далеко не все – книги из кладов были обнаружены и сведены в 61 том собрания сочинений Падмасамбхавы. Они и составили канон основанной им в Тибете школы ньингма.
Школа ньингма
Иерархия высших божеств этой школы, как и учения Ваджраяны, начиналась с высшего, первичного будды, ади-будды, которым в этой школе являлся Самантабхадра; именно из его уст основатель школы получает исходное учение. Далее следуют дхьяни-будды; эманацией одного из них, а именно дхьяни-будды Амитабхи, является наш Падмасамбхава, саморожденный в лотосе. Рангом ниже помещаются бодхисаттвы, и, наконец, завершают этот ряд добровольно принявшие на
Итак, первотолчок, первоначальный энергетический заряд тибетская буддистская традиция получает от ади-будды Самантабхадры. Этот заряд переходит непосредственно к Падмасамбхаве, а уже от него – от одного к другому из его самых продвинутых учеников, и так проносится от человека к человеку вплоть до настоящего времени. Важнее всего здесь сохранить непрерывность линии передачи даже не самого знания, но исходного энергетического импульса, оживляющего любое знание, делающего его действенным. Если же линия передачи где-либо прерывается, учение теряет свою первоначальную чистоту и силу. К счастью, традицию ньингма минула чаша сия, учение передавалось строго от Учителя к ученику, нигде не прерываясь и сохраняя мощь исходного божественного заряда, передавая не только знание, но и первоэнергию, которая задает глубинное родство Учителя и ученика, объединяет их сущности. Учитель передает своему непосредственному ученику не только суть учения, но свою собственную суть, делая в конечном счете ученика полностью идентичным Учителю, который теперь может спокойно покинуть мир.
Школу ньингма еще называют школой красношапочников, так как цвет их головного убора всегда красный, что отличает их от приверженцев других школ. Красный цвет доминирует и на танках, изображающих принадлежащих к традиции ньингма адептов. Дело в том, что каждому из дхьяни-будд (а их пять) присущ свой цвет, характеризующий качество передаваемой ими в мир энергии. Падмасамбхава является эманацией дхьяни-будды Амитабхи, которому присущ именно красный цвет, и этот красный цвет своей энергии Амитабха передает своему духовному сыну Падмасамбхаве, а тот, в свою очередь, своим непосредственным ученикам, которые несут его дальше по всей линии передачи учения. Красный цвет всегда свойствен деятельной, агрессивной, жесткой энергии, и все эти качества в полной мере присущи традиции ньингма, отличая ее от других тибетских школ.
Название ньингма переводится как «старая», ее часто называют «школой старых переводов», так как вместе с ней в Тибет пришла огромная волна переводов индийских буддистских текстов с санскрита на тибетский язык. Задача такого перевода чрезвычайно сложна, и в Тибете возникает целый институт переводчиков (лоцзава), которые вместе с индийскими учеными (пандитами) вырабатывают общие правила такого перевода, унифицируют терминологию, – то есть искусство перевода ставится ими на строгую систематическую основу, превращаясь в специальную науку. Тибетские лоцзавы регулярно ездят в Индию, где совершенствуются в санскрите, и привозят оттуда священные буддистские тексты, принимаясь на родине за их перевод. Таким образом осуществляется огромный по объему и по значимости переводческий проект, который не мог бы возникнуть и быть выполненным, не будь в Тибете Падмасамбхавы, не будь его побед над бойцами и его школы ньингма, к которой и принадлежали переводчики. Представители этой школы именуют себя ньингмана. Впоследствии ньингма стала одной из четырех основных линий тибетского буддизма наряду с линиями кагью, сакья и гелуг.
Великая Пустота
Вместе с этими переводами, с написанными Падмой текстами и с устной передачей самого Падмасамбхавы в Тибет приходит великое буддистское учение о Пустоте, Шунье, как сущности и основе всех проявленных вещей, в разных модификациях свойственное всем школам буддизма. Я должна сразу предупредить уважаемого читателя, что изложить это учение легко и бегло не получится, придется на некоторое время перейти на более строгий язык.
Великое Ничто, Великая Пустота, Шунья – последняя основа буддистского учения и первоначало всех его построений. Шунью понимают и описывают по-разному, но суть в том, что Пустота лежит за пределами познавательных возможностей нашего разума и вне возможностей словесного
Слова же и письменные тексты, через которые пытаются зафиксировать свое осознание Пустоты пережившие ее, служат лишь одной цели – указать на существование этого Великого Ничто в качестве единственно истинной реальности, порождающей все остальное в качестве Великой Иллюзии.
Здесь можно вспомнить мировой океан в «Солярисе», порождающий неотличимые от реальности фантомы соответственно настроенности психики человека. Можно привести и одно из буддистских описаний Пустоты, наиболее близкое к теоретическим построениям современной науки, демонстрирующее поразительные совпадения результатов анализа реальности в современной физической науке и в древних традициях.
Чтобы лучше понять буддистскую концепцию Пустоты, сделаем небольшое отступление и начнем с древнейшего канонического текста Индии – Ригведы, с ее знаменитого гимна 129, входящего в десятую мандалу. Этот гимн, хотя и рассматривается иногда как довольно поздняя вставка, принадлежит к корпусу текстов памятника, датируемого концом II – началом I тысячелетия до н.э.
Гимн, названный индологами космогоническим, так повествует о начале и основе мира: «Тогда не было ни сущего, ни несущего, не было ни воздушного пространства, ни неба над ним. Что в движении было? Где? Под чьим покровом? Чем были воды, непроницаемые, глубокие? Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было различия между днем и ночью. Без дуновения само собой дышало Единое, и ничего, кроме него, не было».
Что же с определенностью утверждается в этом гимне? Было Единое, и не было никаких противоположностей, никакой двойственности, не было ничего, кроме Единого. Оно дышало, то есть присутствовало дыхание или энергия – оба понятия передаются в санскрите термином прана, а в тибетском – термином лунг. Единство и энергия – вот исходная данность, она внутренне едина, так как Единое и энергия суть здесь одно и то же. И это абсолютное тождество, полное отсутствие различий пронизывает все сущее, возникающее во времени, тогда как Единое – вне временных характеристик, для него нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, ибо здесь вообще нет времени.
Знание же об этом Едином возможно лишь путем созерцания, путем непосредственного видения. Впрочем, и это весьма проблематично: «Кто видел это на высшем небе, тот поистине знает. А если не знает?».
Илл. 23. Дхъяни-будда Вайрочана
Отметим, что этот гимн задает парадигму, образец рассмотрения проблемы не только для индуистской, но и для буддистской традиции. Более того, эта парадигма распространяется также и на древнее и средневековое восточное православное христианство, в частности на очень интересное его течение, называемое исихазм (от слова исихия – «безмолвие»), так что я не устою здесь перед соблазном сопоставить его с буддизмом. Идея Единого как первоначала и разлитой повсюду всепронизывающей энергии, от этого Единого исходящей, свойственна обоим этим течениям мысли. С приобщением к вездесущей энергии связаны все практики и учения как в буддизме, так и в исихазме.
Итак, единство и энергия – вот что нам известно о первом начале. Как в классическом индийском буддизме, так и в буддизме Тибета это представление, идущее из глубины веков, преобразуется в учение о Пустоте, Шунье, которую арья (наиболее высоко развитое существо) постигает напрямую, без посредства мышления и речи, постигая также, что все есть проявление Пустоты. Пустота – это не некая сущность, но, напротив, отсутствие сущности, отсутствие самобытия, самостоятельного независимого существования явлений. И прежде всего следует осознать отсутствие самобытия у нашего «Я», у нашего возлюбленного эго.