Тигр скал
Шрифт:
— Я скоро приду, слышишь, скоро приду...— громко кричит Минаан товарищу и укутывает ему руки, укладывает в спальный мешок.— Я сейчас же вернусь...
— Воды!.. Воды...— доносится из соседней палатки.
— Воды! Воды-ы-ы!..— визжит, стукаясь о борта палатки, ветер.
Минаан ползком продвигается к палатке. Пространство, кажется, трепещет в тисках льда, вой и свист ветра плачем и причитанием отдаются вдали. Ни мерцания звезд, в чьих владениях они сейчас находятся, ни каких-либо других ориентиров. Все объял непроглядный мрак. Не существует больше городов, освещенных яркими лампионами, ни переливающихся
Как сапер ползет он по снегу. И как саперу, ему нельзя ошибиться. Пропасти, острые утесы слиты с мраком, они коварно затаились, они невидимки. Минаан знает их повадки — осторожно, очень осторожно, по-кошачьи цепко продвигается среди тысячи невидимых смертей. В памяти всплывает обрывок стихотворения, услышанного во время какого-то застолья: «Здесь утес и там утес, коль умру я — ну и что ж? Уцелею? — Ну и что ж!» Но сейчас жизнь остро необходима, жизнь вдвойне, втройне необходима — смерть бродит вокруг да около, она всегда начеку.
Со всей осторожностью, на которую способен, он ползет по чертову ребру к другой, соседней палатке откуда доносятся стоны и мольбы.
Только бы не замерзла вода, только бы не заморозил ее этот ледяной ветер! Но торопиться нельзя.
— Воды... воды!.. Воды!..
— Вот вода! Я принес воду, принес! Не бойся, я здесь, с тобой!
В палатке четверо лежат. Пятый с трудом находит себе место. Он чувствует, как встрепенулись при звуке его голоса эти одеревеневшие от холода тени. Один из лежащих даже приподнимается и протягивает к нему руки.
— Дай... дай воды!..— бормочет он.
— Обожди, ну что ты, обожди чуточку! — уговаривает его Минаан.
— Дай мне напиться, скорее!..— требует жаждущий.
Минаан знает, что этими обмороженными руками он не удержит не то что котелок, а спичечный коробок. Ведь если прольется драгоценная жидкость, надо начинать все сначала.
— На, пей, я буду держать, а ты пей, только не сразу, пей маленькими глотками, понемножку...
Жаждущий приникает к воде. Не отрываясь, осушает весь ковш. Потом, переведя дух, просит осипшим голосом:
— Еще... дай еще воды!..
— Но как же все это произошло? — спрашивает его Минаан.
— Расскажу, когда будем внизу, вот спустимся, и расскажу...
Теперь Минаан берется за его руки. Закатывает ему рукава и начинает с силой растирать, массировать, разминать. Он знает, что все это тщетно, безрезультатно, бессмысленно, но все равно — он будет растирать, мять, массировать, будет делать все возможное до конца, ибо это его долг. Пока хватит сил, он будет работать. Но смерть уже позвала — все напрасно теперь и поздно. Микел-Габриэл [17] шел по их следам, карабкался, перепрыгивал с утеса на утес, не терял их из виду. Он не уйдет с пустыми руками, Микел-Габриэл преодолел уйму пропастей и круч и теперь уж ни
17
Микел-Габриэл — ангел смерти у грузин.
— Да, но как это произошло, почему вы очутились в таком положении? — повторяет вопрос Минаан, обращаясь к четвертому.
Он должен узнать эту историю, совершенно непонятную и удивительную,— что произошло с этими людьми, всего несколько часов назад здоровыми, полными сил и энергии?..
— Да вот... спустимся вниз... и я тебе... расскажу... там всё... расскажу...— прерывисто отвечает четвертый.
В их беседу вмешивается второй: уверенным голосом человека, не утратившего надежды, он говорит:
— Я и Илико сбросили с себя рюкзаки и оставили их у ребят, зачем было таскать понапрасну. Ну и вот, мы оставили их и отправились искать письмо Ерехина. На вершине нашли записку Абалакова, которую он оставил там в 1956 году. Мы хотели как-нибудь снять письмо Ерехина...
Четвертый хочет что-то сказать, но язык не повинуется ему. Он хрипит что-то невнятное, наконец ему удается выговорить:
— Минаан... мне тебя так жаль, что ты не был на вершине!..
— Какая у вас была погода? Мы-то там наверху друг друга не могли разглядеть, такой был туман. В одном месте я и Джумбер сорвались, но, к счастью, веревка где-то застряла, и мы чудом спаслись. Тогда я и повредил это плечо...— сказал третий.
— Когда мы вернулись назад, погода изменилась, спустился туман. Видно, мы в тот день встали с левой ноги — наших рюкзаков нигде не было,— заговорил второй.— Мы решили, что, наверное, их ветер унес... одно из трех: либо унес ветер, либо снегом занесло, либо мы сами заблудились... Так или иначе, а дело было скверно. Я чувствовал, что этой ночью ледяной ветер Тянь-Шаня превратит нас вдедов-морозов... Вы знаете, что это за чувство? Если человек не пережил этого, представить себе невозможно... Помнишь, Минаан, я не хотел вас оставлять, наверное, сердце чуяло, что мы попадем в такой переплет... Помнишь ведь?..
СЕРДЦЕ СТАЛЬНОЕ И КОЛЬЧУГА СТАЛЬНАЯ!..
— В течение подготовительного периода подобраны и изготовлены шлямбуры различных видов и моделей.
Наше снаряжение заметно отличалось от прежнего альпинистского высотно-экспедиционного снаряжения. Например, шлямбурные крючья нашей конструкции были намного легче и удобнее в употреблении, нежели обычные, потому что были сделаны из сплава дюралюминия и титана. Из этого же прочного сплава были и карабины, что уменьшило их вес. Репшнуры из чистого капрона тоже значительно уменьшили общий вес снаряжения.
Разнообразие крюков, широкий их выбор позволяли использовать малейшую трещинку на гладких поверхностях Зеркала Ушбы. Мы разработали новую конструкцию площадок, так называемые «платформы», которые оправдали наши надежды.
Из-за уклона и гладкой поверхности Зеркала несколько ночевок предстояло провести в висячем положении. Чтобы сделать эти ночевки комфортабельнее, мы решили запастись гамаками.
Гамаки были сплетены, но надо признать, что они не очень оправдали себя. «Кровати» требовали дальнейшего усовершенствования и разработки.