Тигр в дыму
Шрифт:
Он держал пришедшего за ворот рубашки и тряс его, как ветку. Обычно как раз один Роли бывал освобожден от таких знаков внимания со стороны Долла, а в начале существования всего их сообщества бывший рыбак иной раз давал тиддингтонцу сдачи. Но на этот раз он не был настроен сопротивляться.
— Кончай, — оборвал он. — Заткнись, Тидди. Я не разговаривал ни с одной живой душой, я же говорю, но за жареной-то рыбкой нельзя не заскочить, без этого никак, ну и пришлось заглянуть в соседнее заведение, принять стаканчик, чтобы успокоиться! У меня тут есть кое-что для тебя, Тидди. Я кой-чего принес!
Это последнее
— Принес, так попридержи, — рявкнул он по-командирски. — Дай нам сперва пожрать. Меня тут уже пара голодных попрошаек достала.
Он взял сверток у Роли и положил его на стол рядом со стопкой чистой пергаментной бумаги — свидетельством известной рафинированности, равносильным, скажем, кружевной скатерти в ином хорошем Доме.
— Ну вот, — мотнул он головой тем, кто лежал у стены, — вот вы двое, что так голосили, подите-ка сюда, получите свой ужин. Ну припоздали на пару-тройку часиков, так и что же? Ведь получили же!
Однако важность новости он явно недооценил. Пока он распределял жаркое — рыбу в тесте, — Роли проскользнул к Биллу. Одно неосторожное слово искрой проскочило между ними — и вот уже пожар любопытства охватил всю шаткую иерархию разношерстной компании, полуодетые люди лезли друг через друга, чтобы своими глазами увидеть газету. И снова все сбились в кучу, шепот сменился криком, крик перешел в истерические вопли, и беда разразилась.
Тидди Долл пробрался в середину, опоздав на секунду. Заголовки утренних газет были слишком яркими, чтобы их не заметить. На фоне блеклой газетной страницы они резко бросались в глаза, набранные тем шрифтом, который в Англии, похоже, предназначается лишь для мировых катастроф и уголовной поножовщины.
Тиддингтонец во все глаза глядел на заголовок, и бледное лицо наливалось яростью, приняв верхний заголовок на собственный счет, он счел все дальнейшее самой невероятной ложью, подкрепленной, что самое страшное, авторитетом печатного слова. Он выхватил газету и, расталкивая локтями наседавших на него остальных оборванцев, устремился поближе к лампе.
— «От нашего специального корреспондента в Лондоне, — он читал по складам, старательно вертя головой вслед за строчками. — Вчера поздно вечером асы Лондонского Департамента уголовной полиции вынуждены были признать, что убежавший заключенный — по-видимому, один из самых опасных преступников в истории нашей страны, — все еще бродит по туманным улицам нашей столицы, возможно даже, с окровавленным ножом в руке. Между тем в адвокатской конторе в западной части Лондона убиты трое ни в чем не повинных людей, один из которых — детектив полиции. Причем все трое, по мнению экспертов, зарезаны опытной рукой и одним и тем же оружием. Немного раньше, тем же вечером в другом конце столицы, в знаменитой больнице Гайз Хоспитал всеми уважаемый ученый, прозванный
Статья, чья блистательная ирония была направлена, в сущности, против чрезмерной строгости законов о клевете н неуважении к суду, являлась в своем роде произведением искусства, но уроженца Саффолка в его подвале она окончательно запутала, оказавшись выше его разумения.
— Зарезаны, — рявкнул он неожиданно. — Кто сказал, что Шмотку зарезали?
— Да ты чего, Тидди? Глянь сюда. Вон там картинки есть!
Билл своими тонкими, как у женщины и грязными, как у мартышки пальцами вырвал газеты прямо из рук у Долла и, перевернув страницу, ткнул в две напечатанные там фотографии, сделанные полицией. Резкое освещение и зернистая печать сделали со снимками все, чтобы превратить их в безжизненные и бессмысленные изображения, понятные только посвященным.
«Если вы увидите этого человека, скорее наберите 999 и спрячьтесь в безопасном месте» — предупреждал текст над фотографией, а снизу шрифтом помельче было набрано: «Вот тот, кого разыскивает полиция. Джек Хэйвок, 33-х лет».
Тидди Долл никак не отреагировал, и тогда Роли, обращаясь к остальным, возбужденно затараторил:
— Знать его Тидди конечно не знает. Он в жизни его не видел. Только это он самый и есть. Тидди! Имя сменял, а мы так и знали, что сменяет, но это он самый, это Бригадир!
Альбинос напряженно посмотрел на него.
— Чего? Вот этот вот? Вот тут?
— Ну! Бригадир это. Он имя сменял.
Тидди Долл, оторвавшись от газеты, устремил на Роли отсутствующий взгляд.
— Бригадир! — повторил он потрясенно.
— Точно! — Роли затряс головой, словно пытаясь пересыпать из нее слова в сознание собеседника. — Он сидел в тюряге. Шмотка правду сказал, но слинял отту-Дова и уделал этого доктора. Все легавые Лондона ищут его, но шиш поймают. С этим у него порядок. Я-то Узнал его, как только фото увидел, хотя на себя он там не больно похож.
Значение этой новости доходило до всех крайне медленно, но дойдя, она произвела несколько парадоксальный эффект: как ни странно, подняла боевой дух всей компании, хотя одновременно и отчасти всех обескуражила. Из своего похожего на склеп угла пленник мог видеть, как изменились силуэты, обступавшие троих собеседников. Очередное замечание Роли раскрыло причину происшедшей перемены:
— Насчет Шмотки тут всего пара строчек, и то на обороте. Про Шмотку они и думать забыли. Они теперь только и думают, что про Бригадира. На улицах полным-полно шестерок, только им до нас и дела нет. Тут у входа снаружи фараон торчал, рыжий-рыжий со здоровым таким шнобелем, так он мне доброй ночи пожелал, как ни в чем не бывало. Считай, нам пока ничего вообще не шьют, про нас и не вспоминают.
— А еще трех порезали, — сообщил Билл, читавший значительно лучше остальных, если его не лишали душевного равновесия. — Вон тут, еще на правой странице. Видно, легавые и Шмотку тоже Бригадиру шьют.
Тидди Долл резко вскинул голову:
— И тут они как в воду глядели, — провозгласил он. Тиддингтонец уже полностью владел собой, и сила его натуры проявила себя снова. — Стало быть, Бригадир все это время срок мотал! — восклицание было исполнено неподдельной горечи сожаления об утраченных иллюзиях. — И нету у него сокровища!