Тигр Железного моря
Шрифт:
— Или не очень быстло, — мгновенно возразила мадам Лай.
— А это зависит от любопытства. Человеческой природе свойственно любопытство. Как только оно удовлетворено, мы начинаем искать что-то новенькое. Согласны?
— Я должна идти, меня ждут дела. — Мадам Лай занервничала.
— В вас есть что-то такое, мадам Лай, что меня интригует и притягивает. Можно, я задам вам вопрос?
— Быть может, я на него не отвечу. — Теперь она явно испугалась.
Энни натянул на лицо улыбку, которая будто говорила: «Ну ладно, детка, как хочешь».
— Ну, мы же сейчас одни, правда? Так что все, что вы скажете, ну, самое интимное, останется между нами. Я имею в виду, что нас никто не услышит, здесь только вы и я, правда?
Мадам Лай пристально посмотрела на него:
—
— А что здесь делает мистер Чун? Он сидит за ширмой справа, у меня за спиной.
Мадам Лай умела держать удар. Она не спешила с ответом и даже не улыбнулась.
— Он всего лишь слуга. Слуги не в счет. Мы с вами одни.
Смелый ответ. Долтри удовлетворенно кивнул и продолжал гнуть свою линию:
— До сих пор мне не доводилось видеть китайского слугу в модном английском костюме за три сотни долларов.
— Он ждет меня, потому что нам надо важный лазговол. Так что я должна идти.
— А я должен улыбнуться?
— Улыбка сделает ваше лицо более пливлекательным.
— При условии, если зубы не гнилые.
— У вас холосые зубы. Я вам подалю одну вессицу. Вы ее, пожалуйста, хланите.
Она подошла к столику, взяла стоявшую на нем маленькую шкатулку из слоновой кости, достала маджонг из этого же материала, с красной меткой на одной стороне и с инкрустацией из нефрита на другой, и протянула Энни.
— Возможно, капитан, я захочу еще лаз вас увидеть. У моего слуги будет точно такая.
Энни взглянул на красный знак. Три кружочка.
«Разумный выбор», — подумал он. На обратной стороне был изображен застывший перед прыжком хищно оскалившийся тигр. Энни спрятал подарок в карман.
— Если я не приду, то пришлю эту штуку назад.
— Можете оставить ее себе. У меня много таких.
— Может, в кино вместе сходим?
— Может быть. До свидания, капитан Энни Даутли.
Слуга открыл дверь. Энни, прощаясь с мадам Лай, склонился в старомодном поклоне и вышел.
Облокотившись на балюстраду второго этажа, можно без конца смотреть вниз на толпящийся вокруг стола человеческий сброд; на кассиров, их белые руки, кладущие и вынимающие из маленьких ящичков деньги. Китайские банкноты, выпускаемые дюжиной различных банков, по номиналу определяются в таелах. Один таел по стоимости равен унции серебра. Но в различных провинциях страны соотношение стоимости таела и веса серебра, как и всех прочих единиц измерения, варьируются. Поэтому о таблице стоимости нужно всякий раз справляться отдельно. Здесь много старых китайских серебряных монет с изображением дракона, новых пекинских с портретом Юань Шикая, серебряных монет достоинством в пятьдесят центов, которые чеканят в провинции Юньнань по приказу губернатора Тана (барельеф бюста его превосходительства красуется на каждой монете). В ходу также американские доллары, английские соверены, португальские песо, но по количеству, конечно же, всех превосходят гонконгские доллары. Американские «обменные» серебряные доллары, мексиканские серебряные монеты и японские — из серебра более высокой пробы, сгребают в кучки, чтобы ухо игроков услаждал звон металла. Сайгонские пиастры долго проверяют на подлинность (с кислой физиономией) и только после этого опускают в ящик. Все перечисленные деньги, как в Китае, так и в Макао, являются законными платежными средствами.
Работа кассира нелегка. Поэтому их здесь так много. После каждой игры кассиры окунают кисточки в чернила и делают записи в огромных книгах, день и ночь щелкают счетами, ведь игорный дом работает круглосуточно.
Чтобы сделать все ставки, уходит минут пятнадцать-двадцать. По ходу дела игроки анализируют свои записи с особой тщательностью. Помощник демонстрирует для всеобщего обозрения небольшие таблицы, в колонках которых значатся «зеро», II, III и крестики, выпадавшие в течение дня с первой до последней игры. Они соответствуют нумерации — раз, два, три, четыре. Все просто. Делать ставки чуть сложнее. Помощник крупье кладет ваши деньги с какой-то одной стороны пронумерованной медной пластинки. В «фан-тан» может выпасть только один из четырех номеров. Выигравшему кассир платит сумму, в четыре раза превышающую
Есть еще четвертый вариант — «лим». Ставка делается на один номер, еще один считается нейтральным, два остальных — проигрышные. При выигрыше ставка увеличивается в три раза. Говорят, что в соответствии с какими-то мистическими законами только люди, родившиеся в год Крысы, могут играть в «лим», и они, как правило, выигрывают. Все остальные неизменно проигрывают. Каждый игрок в «фан-тан» мог бы засвидетельствовать непреложность этого вселенского правила.
Корзины взлетали и падали с верхнего этажа, старые локи нараспев провозглашали ставки клиентов, а Энни, облокотившись о гладкие перила из тикового дерева, наблюдал. В левой руке он вертел маджонг (подарок мадам Лай). Пела канарейка в клетке, висевшей в ближайшем к нему проеме небольшого окна, ставни которого были наполовину прикрыты, защищая от полуденного зноя. Гул игорного дома заглушал звуки улицы. Здесь, наверху, Энни окружали серьезные игроки.
Тут же играли несколько туристов, в основном англичане из Гонконга. Напротив Энни стоял инженер с округлым розовым лицом. Его плечи по ширине не уступали плечам Энни. Судя по всему, инженер играл по-настоящему, а не валял дурака. Англичане — самые заядлые игроки в мире после китайцев. Это странное обстоятельство определенным образом сказалось на будущем Гонконга.
Белая голова старшего крупье поблескивала, как перезревшая дыня. Перед ним лежала горка медных монет, называемых китайцами «наличными». Монеты были старого образца, с просверленной посредине дыркой, что позволяло носить их нанизанными на веревку. Старший крупье получил знак от своих помощников о результате ставок. Когда он увидел на столе достаточно денег, то поднял металлическую чашу с металлической шишкой, диаметром около шести дюймов, и накрыл ею кучку «наличных». Это было сделано быстро, без особых церемоний и пафоса. Некоторое время крупье двигал чашей. Догадаться, сколько под ней скрыто монет, было невозможно.
Он выждал несколько мгновений, сквозь стекла очков обвел игроков острым взглядом. Это был миг финального неистовства для тех, кто никак не мог решить, какую ставку сделать. Томительные моменты жизни часто бывают отягощены страхом перед надвигающимся решением судьбы. Подавленные видом металлической чаши, скрывавшей только ей известную тайну, игроки сверлили ее молящими взглядами, поддаваясь иллюзии сверхъестественного видения, что стимулировало азарт и увеличивало суммы ставок. Часто в эти минуты, казавшиеся бесконечными, количество денег на столе возрастало в два, а то и в три раза. Именно теперь локи инженера скинул вниз корзину с двумя сотнями долларов на «чин». Затем молодой, интеллектуального вида китаец в изысканно расшитом синем халате превзошел все пределы, поставив пятнадцать сотен.
Крупье накрыл чашу правой рукой. Воцарилась мертвая тишина. Энни слышал жужжание мух и легкий шорох одежд.
Крупье поднял чашу. «Наличные» предстали всеобщему обозрению. Он взял палочку из слоновой кости, похожую или на дирижерскую, или на изысканную палочку для еды, и элегантным движением разделил монеты на три кучки. Затем кончиком палочки начал подтягивать их к себе, формируя четыре кучки. Как правило, монет было от тридцати до шестидесяти. Задолго до того, как старший крупье закончил свою работу, эксперты успели их пересчитать, радостные или горькие голоса выкрикивали результаты, часто возникали неистовые споры, и наконец наступал момент истины: на столе оставалось четыре монеты, три, две, одна… Теперь становился ясен результат.