Тигр Железного моря
Шрифт:
— Послушай, ты лучше не спрашивай меня ни о чем. Никогда не говори со мной, когда я насыпаю корм моей птичке, то есть кошке. Ты мешаешь мне сосредоточиться.
Глава 4
Игры мадам Лай
Пока доллары не успели испариться, требовалось заняться ремонтом «Морского флюгера». А то — стаканчик здесь, девчонка там, и он снова окажется на мели.
У старого китайца, парусных дел мастера, которому Энни доверял, он купил подержанный, но все еще крепкий парус на грот. Убедившись, что Барни установил его должным образом, Энни спустился под палубу и провел там целых два дня и ночь. Он чистил и смазывал машину, чинил радиопередатчик. Таким образом, «Морской флюгер» был готов к трудным странствиям, а финансы капитана
Энни усмехнулся такой закономерности, а затем улыбнулся про себя, завидев сампан, подплывший к борту шхуны.
— Чего тебе? — крикнул он китайцу, который был почти такой же тощий, как и весло в его руках.
— Капитан Даути? — спросил китаец.
— Ну, он перед тобой.
Китаец сделал резкое движение рукой, и в вечернем воздухе Энни увидел, как к нему летит что-то белое. Описав дугу, предмет беззвучно утонул в его огромной ладони. Это был маджонг из шкатулки мадам Лай Чойсан. Этого Энни и ждал! Так радоваться ему теперь или страшиться?
— Один плыть? — спросил китаец.
— Почему один, вместе тобой, дружище, — ответил Энни.
Сампан скользил меж десяти тысяч джонок, старик работал веслом почти незаметно. На носу сидел маленький мальчик и из-под полей шляпы пристально смотрел на Энни. Небо темнело.
У Энни не было никаких мрачных предчувствий. Напротив, его охватила эйфория. Ноздрями он втягивал воздух, пропитанный ароматами цветов и запахом рыбы, с наслаждением наблюдал, как десять тысяч джонок почти одновременно зажгли фонари, момент, который никогда не утратит завораживающей тайны. Огни свидетельствовали о наступлении ночи, и тут же на всех джонках, больших и малых, зажгли, как и полагалось, ароматические палочки перед алтарем Диньхао, богини моря, покровительницы народа танка. По-китайски гавань Абердин называлась Хеанг Конг, что означало «благоухающая гавань». Возможно, вечерний дым от ароматических палочек, поглощавший запах цветов, рыбы и готовящейся пищи, и дал гавани такое название. Энни помнил, что плавучий город, частью которого он невольно стал, был матерью Гонконга. Правда, его «фундамент» раскачивался на волнах, но это ровным счетом ничего не значило. Все это Энни, не жалея слов, изложил мальчику, сидевшему на носу сампана. Лодка почти бесшумно скользила мимо деревянных жилищ этого своеобразного города, ощетинившегося мачтами и рангоутами, окутанного хриплым смехом. Энни поддался романтическому настроению и закурил сигарету.
Они вышли из гавани, обогнули мол, прошли с подветренной стороны островок Лей Пай и оказались в маленьком заливчике Тай Шу Ван, куда, боясь отмелей жидкой грязи, не заходили даже джонки. Здесь водный город кончался и стояли большие джонки — уже не борт о борт, а по отдельности, на якорях.
Они пересекли открытое пространство, и здесь ночь вступила в свои права. Плыли около часа, пока Энни не увидел огни и силуэт огромного корабля, неожиданно (возможно, Энни слегка задремал) выступивший из темноты.
Это была самая большая джонка из тех, что ему доводилось видеть, по размерам превосходившая даже старые торговые суда Фучоу, которые время от времени появлялись в Гонконге. Это был «ми-тинг», трехмачтовое торговое судно, построенное в кантонских традициях, с корпусом из прочного дерева, теперь ставшего большой редкостью. Возможно, судно было древнее, ибо китайцы умели подолгу содержать в исправном состоянии старые суда, а навыки кораблестроения, освященные традицией, не менялись у них в течение последних столетий. Полуют у этого корабля поднимался над водой на двадцать пять футов. Энни успел заметить, каким массивным был руль с квадратными отверстиями для увеличения его подвижности. Длиной по ватерлинии «ми-тинг» был таким же, как «Морской флюгер», а шириной значительно превосходил его. Поднимаясь по веревочному трапу на борт, Энни подсчитал, что судно способно перевозить никак не меньше двухсот пятидесяти тонн.
Команды на палубе было не много. У кораблей таких размеров под палубой было довольно-таки просторно. Поэтому по всей длине, от носа до кормы, из люков пробивался свет. Их встретил невысокого роста крепкий матрос, за поясом у него виднелся длинноствольный маузер, а две патронные
Трудно было не заметить двенадцать пушек, по шесть с каждого борта. Они были максимально оттянуты от бортов, а ходовая часть укрыта железными, в дюйм толщиной, листами, которые свободно двигались по тросам, протянутым над фальшбортами. Эти листы одновременно служили мощной защитой от вражеского оружия и скрывали от посторонних глаз секреты. Судя по виду, большинство пушек были очень старые и заряжавшиеся с дула. Но, подходя ближе к корме, Энни увидел четыре вполне современные пушки, заряжавшиеся с казенной части. Это оказались стандартные, семидесятипятимиллиметровые полевые орудия китайской армии (скопированные с французских пушек «шнейдер»). Их ходовая часть была выполнена по специальному заказу, с учетом использования в морских условиях. Но далее углубляться в изучение военного оснащения корабля Энни не мог, так как мистер Чун уже шел ему навстречу. Из полумрака кормы за ними наблюдали несколько человек.
— Капитан Даутли. — Безупречно изысканный «мастер записей» поклонился.
«Ну и портной у этого парня», — подумал Энни, вежливо приподнимая шляпу.
— Как поживаете, капитан?
— Я немного смущен, мистер Чун. — Приподняв брови, Энни оглянулся.
— Капитан Даутли, мадам Лай осень сястлива, вы плисли видеть ее. Она сколо будет. Пожалуйста, подождите здесь.
Он церемонно провел Энни через низкий проем двери каюты. Самому мистеру Чуну пришлось пригнуть голову лишь на какой-нибудь дюйм, и это насмешило Энни. Под низким задымленным потолком каюты ему пришлось согнуться чуть ли не пополам, и он обрадовался, увидев скамейки вдоль стен, на одну из которых и опустился. Они были в рулевой, одновременно служившей штурманской рубкой. Румпель представлял собой перекладину, соединенную ременными передачами с находившимся под ним рулем, так что судно при необходимости мог вести один крепкий рулевой, подчинявшийся, подобно небольшой вспомогательной паровой машине, приказам, подаваемым сюда сверху через люк, выходивший на кормовую палубу и служивший связью со штурманом.
На карданном подвесе покачивалась масляная лампа, стоял штатив с картой, рядом лежал старый английский компас в медном нактоузе — все это были нетипичные для китайской джонки предметы. [3] Ручной пулемет «льюис» находился на одной полке, а не менее дюжины коробок с патронами — на другой. «Да это целый плавучий арсенал», — подумал Энни.
В кормовой переборке были еще две раздвижные двери, щегольски покрытые темно-красным лаком, за ними находились каюты госпожи и капитана. Одна из дверей открылась, и вошла мадам Лай.
3
Компасы на китайских джонках были примитивной конструкции — в лучшем случае магнетитовая стрелка, подвешенная на оси в деревянном ящике. За две тысячи лет они почти не изменились: изобретя компас, китайцы не испытывали потребности его улучшать. — Прим. авт.
Наклоняться в проеме ей не пришлось. Сегодня она выглядела по-другому. Украшения исчезли. На ней были просторные рубаха и штаны хорошего кроя из гладкого черного хлопка. При этом одежда ничем не отличалась от выходного наряда кантонского кули. Как и вся ее команда, Лай теперь ходила босиком. Следом за ней вошла девушка-служанка — ама, одетая почти как госпожа. Ее отличал только платок, обмотанный вокруг головы. Девушка присела на корточки и уставилась на Энни красивыми, но тревожными глазами. Ее госпожа предпочла стоять. Видимо, она желала, прохаживаясь по каюте, ощущать колебания моря под ногами.