Тигриный лог
Шрифт:
– Не знаю, - повторил Ви. – Если я буду отлично это делать, то почему бы нет? Но просто вот бить кого-то и получать за это награду? Нет, я бы не смог. Если бы можно было так, чтобы защищать слабых, вот как ты в полиции будешь, и за это чтоб зарплата, то тогда можно.
– А ты, Рэпмон? Чем бы занялся? – Джей-Хоуп перевел взгляд на следующего.
– Я бы взялся за ум и помогал отцу с бизнесом, - уставившись в землю, он стал вспоминать о прошлом и, возможно, раскаиваться и жалеть о том, как вел себя, когда был свободен и неприкаян. – А часть денег отдавал бы на благотворительность. И Тигриному логу бы заплатил, чтобы
– Чимин? – вывел его из транса слушателя Джей-Хоуп, что тот аж выпрямился, опершись о колени вытянутыми руками. Повозив по ним ладонями, парень тряхнул челкой.
– Я с детства мечтал стать бойцом, но не думал, что буду воином… конечно, можно выполнить долг родине, сходить в армию, но военным я бы не стал. Я бы так и так продолжал заниматься боевыми искусствами, только на это не проживешь, поэтому пришлось бы искать ещё какую-то работу… мне нужно помогать родителям и младшему брату.
– А я, если бы вышел отсюда, - вальяжно развалился Шуга, задрав голову к небу. – Всё равно вернулся бы обратно.
– Серьёзно? – удивились мы с Джеем.
– Абсолютно. Я хочу тут жить всегда. Лет через пятьдесят займу место Хенсока и буду издеваться над новобранцами. Красота! Такие, как Сандо, у меня будут на вечной гауптвахте или картошку чистить ведрами.
– У тебя неправильная тактика воспитания, - покачала я головой. – А где пряник после кнута? Да и к тому же, Сандо не заслуживает такого отношения. Его можно и нужно понять.
– Ты заступаешься за этого террориста? – ахнул он, приподнявшись на локтях. Я успела в обед рассказать о том, с кем я теперь буду заниматься, и предупредила Мина об изменениях. – Ты, вообще, на чьей стороне?
– В Тигрином нет разных сторон, Шуга, - я поднялась, отряхнув хакама. Пора возвращаться к обязанностям уборщицы. – Мы все здесь равны, мы все здесь в одинаковом положении.
– Изыди, человек с промытыми мозгами, ты как сектант, - шутливо перекрестился от меня Юнги. – Любовь к ближнему, подставь вторую щеку… хотя нет, это ж христианство. Чего ты нам ещё проповедовать будешь?
– Ничего помимо того, что говорит мастер Ли, - вздохнула я. Почему как только делаешься добрее и пытаешься стать терпеливым, вокруг это воспринимается ненормально? Но я не хочу возвращаться к прежнему темпу и нервозности, я хочу остаться такой, какой становлюсь и какой стану.
И вот настало утро. Оно не могло задержаться где-нибудь подольше? Из постели я выбралась особенно нехотя. Нехотя оделась, нехотя обулась. Вяло выбравшись из комнаты, я так же побрела по ступенькам, ища глазами крюк, за который можно было бы зацепиться. Вот неплохая лужа, был бы якорь – бросила бы. Сандо не расстроится, если я не приду в спортзал. Поздороваться что ли с Джей-Хоупом? Задержаться у калитки, поболтать. Так, ладно, соберись! Хо, ты не тряпка, ты боец, ты ученик великого монастыря. Настолько великого, что о его существовании мало кто знает. Оно и лучше. Я добралась через силу до нужного уровня и, шурша плечом по стене, как нерадивый школьник, который прогуливает, плелась последние шаги. Внутри слышалось движение, донесся стук по груше. Ага, уже там. Взявшись за дверь, я потянула её, сдвигая. Сандо остановился, в белых штанах от тобока,
– Доброе утро, - прошла я на несколько шагов и застыла, ожидая ответа.
– Ну, - без приветствия, развел Сандо руками. – И что вы обычно с Чимином тут делаете?
– То же, что и все другие адепты на спаррингах. – «Спариваемся» - едва не пошутила я, но сдержалась.
– И он, конечно же, тоже знает, кто ты? – я кивнула. Ну, точно, про спаривание стоило пошутить, очень к слову. – И всё равно тебя тут лупит?
– Он меня ни разу не ударял. Он останавливается вовремя, - похвалила я друга в его отсутствие.
– М-да, не серьёзные это тренировки, когда вынужден всё время сдерживаться. Понятно, почему он так медленно повышает свой уровень. Теперь ещё и я должен ползти по этому пандусу для инвалидов, - Сандо обнял одной рукой грушу, другую уперев в бок и разглядывая меня. Это как человеку, никогда не евшему устриц, принести их: даже не знаешь, за что взяться для начала.
– Не нравится – не делай этого.
– Я ходил к Хану вечером, пытался его уговорить вернуть всё на свои места. Он ни в какую.
– Тогда просто разминайся там сам по себе, а я буду тут, сама по себе, - предложила я.
– Ты здесь не для того, чтобы изучать искусство боя, так? Тебе всё равно на подготовку и технику.
– Сначала это было так, - остановилась я под турником, приготовившись уже запрыгнуть.
– А потом захотелось тоже научиться? – я обернулась, пытаясь не глазеть на его шрам под сердцем. У него был ещё один, нефизический, который нельзя увидеть, но тоже на сердце. И я о нем знала. Не могла не думать об этом, даже подняв глаза к его издевательской ухмылочке.
– Захотелось.
– Стадный инстинкт, - бросил он, разворачиваясь к груше. Набрав легкие воздуха, я быстро пересекла разделяющее нас расстояние и вкопалась перед ним. Он ошарашено качнулся назад.
– Это у меня-то стадный инстинкт? Не хочешь поговорить о по-настоящему стадном, а? – Сандо расширил черные очи, не понимая, о чем я? – О девочках, которым дороже бабло и дорогие шмотки, вместо любви? О дурах, которые удавятся за последнюю модель айфона, потому что у других есть, а у неё нет!
– Замолчи…
– …о тех, которые разрушат чужую жизнь тем, что стадом бегут за деньгами и комфортом, живут инстинктами и не включают голову и не имеют души, чтобы почувствовать хоть что-то и подумать о ком-то, кроме себя!
– Замолчи, я сказал! – гаркнул Сандо, но я не сдамся. Я не замолчу. Пусть слушает и хлебает то, что заслужил! Своей глупостью. Потому что любить нужно достойных и да, пусть сердцу не прикажешь, и он ошибся, но сейчас, когда её уже нет в живых, почему нельзя понять, какой она была? Почему нельзя дать шанс какой-нибудь скромной и доброй девушке где-нибудь далеко отсюда, которая полюбит его по-настоящему?