Тигриный лог
Шрифт:
– Не пытайтесь выдать Джина за коварного совратителя, - замахала я руками. – Я в это не поверю.
– Я не утверждаю, я лишь говорю о том, что Джин не был невинен, как первые люди, но и не был пресыщен, как Будда, когда решил отречься от желаний, - Хенсок развел ладони, поставив чашечку. – Для каждого уровня познания есть свой предел. Безгранична только глупость, - мы помолчали. Как обычно, меня запутывало больше, чем распутывало всё, что говорил старик. – Да и я не бог, чтобы выгонять из рая, - улыбнулся он. – Да и монастырь не рай. Рай в душе, потому что он идеален, а идеалы всегда только внутри, в мечтах… люди уходят оттуда сами, разочаровываясь, переставая верить, надеяться… - он замолчал
– Хорошо, - я поднялась, несмелой походкой пойдя на выход. Лучше было и не пытаться анализировать всё сказанное мне. Лео верил в то, что Хенсоку виднее, куда идти и каким путем следовать.
Спустившись по ступенькам, я обнаружила Лео на дорожке возле башни. Замерев, потому что тут же попала под его взгляд, я поежилась и, стряхнув с себя оцепенение, подошла к нему.
– Ты хотел ещё поговорить с учителем?
– Нет, - он покачал головой в довесок, чтоб точно понятно, что «нет». – С тобой.
– Со мной? – как все хотят со мной поговорить! А результат, наверняка, будет одинаков. Я опять ничего не пойму. Лео ведь тоже не Цицерон, чтобы изъясниться четко и ясно. – Я слушаю, - и он онемел. Не навсегда точно, но я надеялась, что и не на слишком долгий срок. Опять накрапывал дождь, и затягивать уличную беседу не хотелось. – Ну?
– Я… - подстегнул себя монах. Мы давненько затяжно не полемизировали, и он, похоже, отучался быстро это делать. – Я не… не ищу повод, чтобы не уйти, - он поднял взгляд, но всё равно создавалось ощущение, что он прячется под бровями и в любой момент закроет веки, чтобы оказаться «в домике». – Долг прежде всего. Надо уйти, и я уйду.
– Зачем же ты остаёшься, пока я здесь? – уточнила я, вглядываясь в него. Попытавшись не сгибаться слишком сильно, он сцепил руки перед собой, на уровне груди, и затер ладонью кулак. Потом поменял их, продолжая крутить, как шарниром.
– Потому что… потому что ты… ты здесь, - руки расцепились и повисли по бокам, так резко, что я вильнула корпусом назад и обратно. – Я волнуюсь.
– За меня? – приятное тепло от удивления полилось по крови, побежало по коже мурашками. Он волнуется! Он кивнул. – Но что здесь такого может произойти? Меня никто не обидит, не ударит. Почти все стали моими друзьями.
– Я останусь, пока ты здесь, - упорно повторил он. Лицо его приобрело каменность, губы отвердели в непривычном для него выражении решительности.
– То есть, я буду виной тому, что ты не выполняешь долг? – я вспомнила, что Хенсок явно желал вытравить Лео отсюда побыстрее, и подключал меня к своему плану (всё равно думаю, что так и было), а теперь, получается, я его, наоборот, задерживаю? – Учитель меня возненавидит, если из-за меня всё останется на своих местах.
– Ты знаешь выход, - вдруг бросил зоркий взгляд Лео мне в глаза и сразу же отвел его. Фраза началась как вопрос, но кончилась, как утверждение.
– Уйти одновременно с тобой? – логично предположила я, догадавшись, что к этому всё и свелось. На лице бывшего привратника отразилось облегчение, что я угадала. – Одновременно, или вместе? – Не знаю зачем уточнила я.
– Со мной некуда идти, - отверг это предположение Лео и, отступив, завел руки чуть назад, словно готовясь на взлет. – Просто… девушке не место среди мужчин. Лучше уходи, - сказав это, он моментально сорвался
Примечание к части *Эфебия - государственная организация в Древней Греции для подготовки свободнорожденных юношей к военной и гражданской службе
Ещё немного 18 октября
Пока никуда не ушла, я быстро возвратилась на второй этаж и наткнулась на ожидающий взгляд Хенсока. Он знал, что я приду обратно? Опустевшая чашка была поставлена на стол, и он отвел от неё руку.
– Я заберу посуду? Помыть, - оправдала я для начала своё появление.
– Пожалуйста, - откинулся назад старик, наблюдая за мной. Я не стала испытывать себя, сражаясь с ним взглядами, опустила свой к посуде, и только тогда заговорила:
– Вы ведь очень хотите, чтобы Лео ушел отсюда, да?
– Видит Всевышний – кем бы он ни был, - по своей воле я никуда бы его не отпустил. Этот мальчик слишком дорог мне, - я не выдержала и подняла глаза, чтобы не только чувствовать, но и смотреть на искренность, льющуюся в голосе и отражающуюся на лице. – Каждый ученик, который проводит здесь длительное время, становится мне родным, как моим собственным сыном… Ты знаешь, своих детей у меня нет, но, открою тебе секрет, многие люди, не имеющие собственных детей, относятся к чужим с куда большей любовью, чем тем подарили бы родные родители. Я волнуюсь и переживаю за каждого мальчика, чья судьба когда-либо была мне вверена, но Лео – особый случай. Мне кажется, ты должна меня понимать без лишних объяснений.
– Я понимаю, - составив чашки на поднос, я оставила его стоять на столе и присела. Разговор был не из мимолетных и поверхностных, он требовал опереться телесно. – Однако Лео всё равно уходит…
– Как и все, рано или поздно, - Хенсок погладил столешницу, будто сметая крошки, и развел руками. – Какую бы боль ни испытывало моё сердце, я служу долгу, я служу высшей цели. Все они – ученики, монахи, все мы здесь служим или будем служить ей. Если раз дать слабину – всё пойдёт насмарку. И Лео тот, чей вклад в мир за стеной трудно переоценить. С его чистым духом и физической силой, с его уникальными способностями, он незаменим для защиты наших интересов.
– Ваших интересов? – побоялась я, что слышу о чем-то корыстном, но напрасно.
– Да, в наших интересах сделать мир немного лучше, добрее и порядочнее. И именно за это я боролся, и буду бороться до конца. Мне всё равно, если кто-то посчитает, что я много беру на себя, что решаю, что правильно, а что нет, как должно быть, а как быть не должно… Я никогда не просил ничего для себя, не искал для себя, я делал всё для блага людей вокруг. Не того блага, которое они сами себе сочинили, что оно им необходимо: пресыщаться и тонуть в роскоши, а того, которое заведено истинной мудростью. Это не мною придумано. Я получил завет и наказ от своего учителя, он от своего, и так по цепочке до времен, которые теряются в забытых далеких веках. Мы зовёмся буддийским монастырем, но, как ты, скорее всего, заметила, многое противоречит истинно буддийским установкам. Наше понятие справедливости так же не является каким-то буддийским, оно вообще не принадлежит никакой религии, нации, расе, особой касте. Мы никому ничего не навязываем и не пытаемся установить мировой порядок или господство. Мир прекрасен своим несовершенством, потому что благодаря этому в нем всегда есть чем себя занять, а бездеятельность первый путь к пороку. Но баланс и гармония должны существовать. Сильные должны быть наделены и умом, умные порядочностью, богатые щедростью, слабые защитниками, мужчины женщинами. И те, и другие для этого должны стремиться к развитию собственных достоинств.